– Нет. Чего спрашивать? Он убил моих родителей, оставилменя сиротой в восемь лет. Так что толку разговаривать об этом? Родителей всеравно не вернешь, – с горечью ответила Лера.

– Это верно, – согласился Зотов, – но вернолишь отчасти. Лерочка, твоих родителей нет в живых, дедушка – единственный твойблизкий родственник на этом свете. Ты живешь с ним бок о бок, под одной крышей.Так неужели тебе не хочется хотя бы понять, что тогда произошло? Я знаю, тыплохо относишься к деду, ненавидишь его всей душой, но, деточка, так житьнельзя. Нельзя ненавидеть человека за поступок, не понимая, почему он егосовершил. Я уж не говорю о том, что нужно уметь прощать людей.

– Да разве можно простить такое? – закричалаЛера. – Вам легко говорить, ваших родителей не убивали! Давайте я завтраих убью, а потом посмотрю, как вы будете меня прощать. Как у вас языкповорачивается…

– Хватит, – прервал ее Зотов. – Прекратиистерику.

Убийству оправдания нет, но это не означает, что мы недолжны пытаться понять правду. Ты, между прочим, дорогая моя, до сегодняшнегодня вынашивала планы избавиться от шантажиста. Ты что же, на курорт егопосылать собиралась, чтобы он не звонил больше нашему чудесному Игорьку? Ты егоубить хотела.

– Сравнили тоже! – фыркнула она. – Я хотелаубить шантажиста, а дед собственного сына убил, меня сиротой оставил.

– А если у вашего шантажиста пятеро детей? Вы ведь ихтоже сиротами оставили бы. Ловко у вас получается, голубки! Вам, значит,убивать можно, а больше никому нельзя. Это как называется? Двойная мораль? Непросто двойная – преступная!

– Он – шантажист, он сам преступник, – неотступала Лера. – А мои родители никого не шантажировали.

– А ты откуда знаешь? – прищурился Зотов.

– Если бы они сделали что-то нехорошее и дед их убил заэто, он бы на суде так и сказал, чтобы оправдать себя. Он же не сказал? Несказал. Значит, сказать было нечего. Напился и застрелил, подонок. Вот так!

Лера окинула Зотова победным взглядом. Пусть попробуетвозразить против ее железной логики. А то сравнивать надумал ее папу с мамой икакого-то мерзкого шантажиста. Она старалась говорить как можно громче иувереннее, чтобы заглушить невесть откуда взявшийся голосок, который начал ейчто-то нашептывать… Что-то такое неприятное, опасное, вызывающее страх.

– И снова ты права, – отчего-то мирно согласилсяЗотов. – Твой дед ни на следствии, ни на суде ничего такого не сказал. Ноты не забывай, что речь шла о его сыне. О его единственном сыне, об отце егоединственной внучки. Сына больше нет, но остается его репутация, и, междупрочим, остается жить маленькая девочка. Каково этой девочке придется вдальнейшем, если все, в том числе и она сама, будут знать, что ее отец совершилнечто преступное? Твой дед мог знать какую-то ужасную правду про твоихродителей, но он скрыл ее, взял вину полностью на себя, чтобы облегчить жизньтебе же, Лера. Он о тебе заботился. Он о тебе думал, потому и пошел в тюрьму нена три года, а на все девять лет. Он принес себя в жертву всей твоей будущейжизни. Ты не хотела бы об этом подумать, а потом и поговорить со своим дедом?

– Да почему вы так уверены, что это правда? Придумалисебе какую-то байку дурацкую и сами же в нее поверили! – возмутиласьона. – Всего, что вы тут наговорили, просто не может быть. Не такой ончеловек, чтобы приносить себя в жертву. И вообще, это все ужасно глупо. Если быон заботился обо мне и моей жизни, то не оставил бы сиротой. Вот и все. Инечего об этом больше рассуждать. Выдумали тоже!

Появившийся внутри голосок, однако, становился все громче.Действительно, Лера никогда не думала о своей трагедии так, как сейчаспреподносил ее дядя Слава. Но этого же не может быть! Не может! Ее родителисамые лучшие, самые талантливые, самые добрые и красивые, они просто не моглисделать ничего такого, за что их можно было убить да еще бояться за репутацию.Все этот Зотов противный выдумывает.

Лера искоса посмотрела на Игоря, ожидая, что он включится вразговор и скажет что-нибудь такое, что заставит Зотова перестать измыватьсянад памятью ее папы и мамы. Почему он ее не защищает? Почему не поможет ей втрудную минуту? Ведь она всегда бросается ему на помощь по первому зову.

Но Игорь молчал и не смотрел на нее. Он сосредоточенноразглядывал ногти на руках, и Лере показалось, что он избегает встречаться сней глазами.

– А хочешь, я скажу, о чем ты сейчас думаешь? –прервал молчание Зотов. – Ты думаешь о том, что твои родители были лучшевсех на свете. Я угадал?

Лере стало неприятно оттого, что малосимпатичный ей человектак легко прочитал ее мысли.

– Ну и что? – с вызовом сказала она. – И чтос того?

– А то, что я, вполне вероятно, прав. Твой дедушка какраз и хотел, чтобы твои родители навсегда остались в твоей памяти самыми лучшими,самыми добрыми и прекрасными. Поэтому он и скрыл какую-то правду.

Девушка помотала головой, словно стряхивая с себянаваждение. Ей не хотелось прислушиваться ни к словам дяди Славы, ни ксобственному внутреннему голосу. Эти слова и этот голос ей мешали, ониразрушали тот мир, который она с таким трудом создавала все эти десять лет,который выстроила и тщательно оберегала.

– Если бы он их не убил, то и скрывать ничего непришлось бы. Вы сами себе противоречите.

– Нисколько. Он мог убить их в тот момент, когда тонехорошее, что они сделали, грозило вот-вот выплыть наружу. Был бы скандал,твоих родителей посадили бы в тюрьму, и тогда пострадала бы и их репутация, итвоя жизнь. Согласись, куда удобнее быть сиротой, родители которой оказалисьневинными жертвами, чем дочерью преступников.

Этого Лера вынести уже не могла. Да как он смеет так с нейразговаривать? Как смеет говорить такие чудовищные вещи про ее любимыхродителей? Негодяй, мерзавец! Циничный мерзавец! «Удобнее быть сиротой». Зналбы он, что такое остаться сиротой в восемь лет.

– Замолчите немедленно! – закричала она в полныйголос, вскакивая с места. – Вы не смеете так говорить! И думать так неимеете права! Почему вы деда выгораживаете? Кто вам позволил поливать грязьюмоих родителей?

Она повернулась к Игорю и схватила его за руку.

– Игорь, ну что ты молчишь? Этот… говорит такие вещи, аты молчишь, как будто ничего не происходит. Ты что, согласен с ним? Ты тожедумаешь, что мои родители были преступниками, а дед – ангел с крылышками? Нускажи же хоть что-нибудь!

Вильданов нехотя поднял голову, оторвавшись от созерцаниясвоих рук.

– Ну Лерка… ну я не знаю… черт его знает, как там всебыло… Может, Слава и прав.

– Ах, вот как! Отлично! Значит, пусть все смешиваютменя с грязью, это ничего.

– Ну чего ты, в самом деле… – вяло засопротивлялсяИгорь. – Кто все-то? И никто тебя с грязью не смешивает, речь же не отебе, а о твоих родителях. И вообще, Слава – это еще не все.