***

Дальнейший смотр тянулся не столько напряжённо, сколько в тягостной монотонности. Длинный первый этаж, череда классных комнат, ещё и не все открыты. Заглянуть, осмотреть, убедиться, что никого нет — и следующий, следующий, очередной класс.

Тоже самое касалось и собственно главного коридора, столовой, спортзала, концертного холла. Просто пустое, не столько заброшенное, сколько покинутое и хмурое, холодное здание, где одна тишина — и нет никаких людей.

Тщательно обойдя весь первый этаж, сам Михаил уже готов был заключить, что поиски именно здесь бессмысленны: он ведь звал свою дочь. Часто и много звал — и, учитывая, какое здесь эхо — находись Маша в школе, она его наверняка бы услышала.

Но Юрий отчего-то был твёрдо уверен: девочка где-то здесь. Добавил только, что — всё ещё, никаких гарантий.

Осталось ещё несколько комнат в регистрационном отделе — он находился дальше основной лестницы — и это единственный неосмотренный коридор первого этажа.

… И дверь в учительскую не то, что открыта — распахнута настежь. А ещё перевёрнуты столы, треснутый монитор, разбитая клавиатура, сваленные шкафы и кипы файлов, листов — но это то, что приметил Юрий.

Михаила же интересовал чёрненький башмачок, придавленный спинкой какого-то стула.

— А сколько «наших людей» за ней вышло, «не я» не уточнял?..

Мужчина только покрепче перехватил рукоять дубинки, резко мотнул головой.

Следователь кивнул, двинулся к лестничной клетке — и бедный отец молча пошёл за ним.

***

Михаил рванулся вперёд, перепрыгивая через ступени.

Рюкзак. Вот там, рядом с поручнями, уже на этаже, он увидел рюкзак.

… Вспоротый и разорванный, с раскрасками и фломастерами, клочьями ткани рюкзак Маши валялся на плитах, рядом у двери в коридор левого крыла.

Мужчина медленно подошёл к сваленной куче вещей — и просто стоял над ними, осматривал чуть ни тупым, отсутствующим взглядом.

Сначала башмачок в учительской. Теперь — вот, перед ним валялись все её вещи. Даже треснутый телефон. Теперь — совсем сломанный: экран вдребезги, корпус — надвое, много мелкого сора, обломков.

— Вы обещали её искать, — холодно бросил следователю.

— Я её и ищу, — отвечал тот ему в тон. — Вот прямо сейчас, вместе с вами. Если мы не смогли её обнаружить вчера — это не значит, что мы плохо работали. Это значит, что не смогли.

— Да что вы вообще можете! — вспылил Михаил.

Нет. С него хватит.

Лгут! Все вокруг только лгут. Никому на самом деле не хотелось, не было нужды помогать ему. Все стремились только запутать, осмеять, сбить с пути.

Мужчина с силой толкнул юного следователя — и тот пошатнулся, неловко оступился о край ступени. Схватился за поручень — и Михаил замахнулся, держа дубинку в обеих руках. Что было сил опустил её на спину младшего лейтенанта.

… Тело ответило характерным хрустом.

Ещё, и ещё удар. Опять и опять — разъярённый отец не жалел сил, и вся ярость, вся боль, всё отчаянье словно нашли выход в этой чёрной тугой дубинке, охотно направляли её на так удобно подставившуюся тушу.

***

Юрий… больше уже не стоял, только слышался стук козырька фуражки, что катилась и ударялась о каменные ступени.

… А Михаил просто сел рядом, всё ещё держал теперь чуть-чуть окровавленную дубину в руках. Руки мужчины дрожали, выпуская остатки прихлынувшего волнения — и теперь слабыми импульсами впивались, будто возвращались обратно по телу — и в само сознание.

Он только что убил человека, который хотел ему помочь. Молодого человека, подававшего надежды. Честного добропорядочного лейтенанта, который сам же пришёл к нему. Сам же вызвался вести его дело. А теперь лежал тут, в ногах. С изломленной спиной, вывихнутой шеей — и таким озадаченным, даже неодобряющим и хмурым взглядом.

Просто взял и сорвался. Опять, опять, опять.

«У тебя всегда просто несчастный случай, — вспомнил слова Наты. — Ты так и не изменился».

Разломленный надвое телефон.

Маша всё-таки прихватила его с собой. Всё-таки ослушалась… А помогло ли ей это?

Мужчина закрыл лицо руками, испустил тяжёлый вздох.

Вот теперь уже обратной дороги не было.

Надо бы осмотреть этаж.

***

Давящая темнота, но не от задёрнутых занавесок: окна в коридоре попросту затянуты тёмной лентой, и мужчине пришлось вернуться к покойному лейтенанту. Цинично снять с его тела и кобуру с пистолетом, и фонарик.

Теперь Михаил не только убийца, ещё и вор.

«И господин Здравствуйте со мной больше не поздоровается, и с милицией не по пути…».

Поджал губы, мотнул головой — отвлекался. Внимание сейчас необходимо прежде всего.

По тому, как валялся рюкзак, было ясно: третий этаж осматривать нет смысла — Маша бежала как раз оттуда. И то, как валялись вещи, как всё разбросано — нет, никаких сомнений: его дочь должна была находиться именно где-то здесь.

Именно в этом крыле, с заклеенными окнами и закрытыми классами, лишёнными номеров.

Маша любила прятки. Часто играла в них и со старшей сестрой — и с отцом особенно. От него она часто пряталась, тщательно и на пределе своих возможностей.

Кто мог гнаться за ней?

Опять таки, если судить по разрухе в учительской — это явно не один человек (и человек ли?) всё ещё, «наши люди», множественность. То, как разодраны, изувечены вещи — вот тут закрадывались жуткие мысли. Так могли рвать разве что острые когти, или клыки. Что-то, чего при обычных обстоятельствах у простых людей просто нет.

Насколько преследователи быстрые?

Третья, пятая, шестая… — Михаил игнорировал тянущиеся чередой однотипные двери. Ступал всё дальше и дальше. Уже не звал, в принципе старался не издавать шума.

Маша не глупая. Когда дело доходило до пряток, это очень, очень умная и смышлёная девочка. Она бы не стала выбирать какой-нибудь из тех кабинетов: слишком очевидно, слишком легко загнать себя в угол. Даже напротив, преследователи бы ожидали, что она будет прятаться в какой-нибудь из тех комнат. Потратили бы время.

Но ни одна дверь не выглядела, как будто её ломали — это притом, что учительская — там совсем нараспашку.

Значит, они следовали точно за ней.

***

Мужчину окружила глухая, вязкая тьма, где луч фонарика — всё больше слепил, отбрасывал на стены шальные тени.

Эта часть коридора отделялась от прочей толстой стеной, как бы холл в холле.

Совсем без окон. Давящий холод каменных плит. Скрип половиц от каждого нового шага.

Туалет для мальчиков.

Спрятаться под толчком? И провисеть на руках… Час, два, три?

«Нет, — мужчина отмёл эти