Долгов пожал широченными плечами.

Зазвонил телефон, и он не сразу понял, какой именно звонит –его мобильный или больничный.

Больничный телефон, вспомнилось ему. Почему-то не работалтелефон, когда он пришел и нашел на полу медсестру! Этого не могло быть простопо определению – телефон в больнице работал всегда!

И что-то было еще, о чем ему нужно подумать, но он не успел.

– Да.

– Господин Долгов, это приемная Глебова Михаила Алексеевича.Вы хотели с ним переговорить.

– Хотел, – признался Долгов довольно холодно. Телефонадвокатской приемной ему дал Терентьев, и уже несколько дней Долгов не могзастать Глебова. Адвокат был чертовски занят.

– Михаил Алексеевич может с вами поговорить. У него естьпять минут, – сообщили в трубке, подчеркнув, что именно пять, не семь и недесять.

– Хорошо, – сказал Долгов, откинулся в кресле и покачалсявзад-вперед. – Я согласен на пять. Давайте.

– Это кто? – одними губами спросил заинтересованный Хромов.

– Карающий меч правосудия, – так же ответил Долгов.

В трубке играл Гершвин, и Долгов вдруг подумал, что, может,все не так безнадежно, если в режиме ожидания у него включается Гершвин, а неспециальная японская мелодия для релаксации и успокоения нервов!..

– Слушаю вас, Дмитрий Евгеньевич.

– Здравствуйте.

Глебов промолчал. У него была своя тактика, он умел сбиватьсобеседников с толку. Некоторые сбивались, а другие нет, и вот с этимипоследними и был смысл иметь дело!

– Михаил Алексеевич, меня, как врача, очень интересуетпрепарат, который мы нашли в вещах нашего пациента Грицука Евгения Ивановича, –с места в карьер начал Долгов. Не станет же он, в самом деле, тратить время накакие-то глупые игры в молчанку с незнакомым человеком! – Что это за препарат ипочему вы его так быстро забрали? Вы можете мне ответить?

Глебов продолжал тянуть паузу.

Долгов качался на стуле и смотрел на больничный двор. Вправом крыле начался ремонт, и шустрый трактор копал какую-то канаву. Нет,все-таки молодец главврач! Больницу содержит отлично, и дело свое знает, ивообще человек решительный и справедливый! А он, Долгов, так его подвел!

Глебов молчал, и Дмитрий Евгеньевич молчал тоже.

Переиграть Долгова было трудно.

Должно быть, Глебов редко имел дело с хирургами и понятия неимел, что Долгов и подобные ему принимают решения по нескольку раз в день и отих решений иногда зависит все.

То есть на самом деле жизнь или смерть. Даже не тюрьма исума, а именно – жизнь или смерть. Болезнь или здоровье. Пылкий поцелуй в концефильма или титры в черной траурной рамке.

С такими нельзя спорить, можно только соглашаться. На нихнельзя давить, им можно только подчиняться. Их нельзя заставить, можно толькоубедить.

Долгову не страшен был Глебов с его значительностью иумением молчать. Хирург точно знал, что он сильнее и что именно он победит.

И он победил!..

Он все еще качался в кресле и рассматривал трактор, которыйрыл канаву, а Костя Хромов зевнул, не разжимая челюстей, и помотал головой,когда Глебов понял, что этот самый хирург уже задал все свои вопросы и теперьпросто ждет на них ответа, и будет вот так молча ждать хоть до скончания века!Зря Глебов надеется, что он начнет приставать к нему, как-то объясняться ипоминутно переспрашивать в трубку: «Але, Михаил Алексеевич, вы меня слышите?!»

Первым нарушать паузу, которую он сам же и взял, Глебову нехотелось. Не хотелось, но все же пришлось.

– Простите, Дмитрий Евгеньевич, я отвлекся, – произнес он исразу понял, что зря это сделал! Вышло так, что он оправдывается, еще одно очков пользу противника! – Значит, так. Про препарат я вам ничего сказать не могу,а забрал я его потому, что в тот момент представлял интересы покойного попросьбе его издателя, и мне было важно знать причину, по которой ЕвгенийИванович скончался.

– Вы ее выяснили? – живо спросил Долгов, и Глебов чуть невыругался в трубку.

Чертов хирург!..

– Это вы ее выяснили, насколько я понял! Евгений Ивановичскончался от остановки сердца, это заключение вашей больницы, так что вамвиднее!

Ну, слава богу, хоть одно очко отыграл!..

Долгов пожал плечами:

– А у вас были основания считать, что он скончался покакой-то другой причине?

– Дмитрий Евгеньевич, я представляю интересы издательства, вкотором печатались книги господина Грицука. Собственно, никаких других целей яне преследую и не понимаю вашего интереса к этому делу. Вы проводите частноерасследование?

– Да, – просто ответил Долгов, и Глебов в своем роскошномкабинете на последнем этаже офисного здания, как будто парившего над Москвой,чуть не упал со стула.

– Как?! – спросил он, переменив адвокатский голос напростой, человеческий. – Зачем это вам?!

– У нас произошло еще одно странное событие. Мы думаем, чтосмерть Евгения Ивановича и это событие как-то связаны друг с другом. Крометого, телевидение показало программу, из которой следует, что во всем виноватымы, то есть врачи. А это глупость, Михаил Алексеевич! Глупость и ерунда. И«Комсомолец» напечатал статью про врачей-убийц и про то, что всех нас надо подсуд отдать. Так сказать, скопом!..

– Ну, нынче на врачей в суд не подает только ленивый, –сказал Глебов, и Долгов усмехнулся. – Это национальное развлечение такое – подаватьв суд на больницы и врачей. Вы что, не в курсе? Вы же врач! Раньше во всем былвиноват Чубайс, а теперь медицина. А в связи с тем, что на министраздравоохранения в суд подавать никакого интереса нет, вот и подают на всехподряд врачей. А что у вас произошло?

– Чуть не погибла одна из медсестер, – нехотя ответилДолгов. – Причем в моем кабинете. Что она там искала, зачем пришла, непонятно!

– А… как это может быть связано с Грицуком?

– Я не знаю, – сказал Долгов и кулаком погрозил КостеХромову, который уже зевал вовсю, – понятия не имею! Но в нашей больнице никтоникогда никому не давал по голове! Это произошло именно сейчас, после смертиГрицука и скандала, который показали по телевизору! Меня интересуют обасобытия, потому что следуют одно за другим. Я был уверен, что вы знаете большеменя, хотя бы потому, что сразу забрали таблетки! А я так не понял, что именноон принимал. Что было в пузырьке из-под нитроглицерина? И зачем ему вообщенитроглицерин, если у него никогда не болело сердце!

Глебов знал совершенно точно, что было в пузырьке из-поднитроглицерина. Но сказать означало выложить и все остальное, а он не был кэтому готов!