Он посматривал на меня недоверчиво, на чистом лбу собралисьморщинки.

– Я поеду по кольцу, – сообщил он. Хоть дальше,зато нет перекрестков... да и никакие демонстранты там не перекроют.

Машина неслась уверенно, мощно, мотор не гудел, а едваслышно мурлыкал, меня уютно вжимало в мягкое сидение, но на душе была горькаябезнадежность.

Соберемся, опять будем говорить о НАТО... И я буду говорить.Хотя я-то понимаю, что дело не в НАТО, что продвижение этого военного блока кнашим границам – это не угроза нападения, а куда страшнее и хуже... Эторезультат уже одержанной победы!

И Краснохарев, и его блестящий ученик, что держится такскромно, Усачев, и Коган, Коломиец, Яузов... никто из них не понимает, что насмену атомным бомбам, водородным и даже нейтронным – пришло более совершенноеоружие! Нет, не химическое или биологическое, это такой же примитив, рудиментмышления каменного века. Не лазерное, не электронно-компьютерное,интернетовское... Хотя уже теплее, но не потому, что по Интернету можнозалезать в пентагоны и воровать атомные секреты. Или испортить базы данных.

На смену незаметно для простого народа, а многие политики неумнее своих сапог, пришли бомбы философские! Бомбы с зарядами вседозволенности,разврата, сексуальной свободы, признания сексменьшинств, признания прав дебилови круглых идиотов на представление их интересов в парламентах, на свою долю вруководстве...

Как могла выстоять в борьбе Америка, где за все века историине было ни одного философа, ни одного ученого, ни единого крупного деятеля?Даже в таком простом деле, как военное, там не было ни умов, ни героев, чтобросались бы под танки или на амбразуры дзотов.

А этим как раз и победила. Чтобы победить другие народы икультуры, ей надо было всего лишь провозгласить девизом: все дозволено!Разврат, трусость, предательство, хапанье... все пороки легализируются, уже нетразврата, предательство оправдано, как и трусость... Все правильно: другиенароды рано или поздно, глядя на такой разнузданный шабаш, устанут откарабканья к совершенству... Неважно какому: к коммунизму или построениюцарства Аллаха на земле. Вернее, устанет средний человечек, а его, какизвестно, большинство. И, как большинство, проголосует за более простую жизнь.Никакого космоса, никакой звездной астрономии. Мой сад, моя корова,персональный компьютер с играми, возможность ходить к жене соседа... и чтобыэто не было с риском для жизни. Чтоб это было естественно. И без усилий.Женщинам тоже воля, чтобы не приходилось часами уговаривать расстегнуть ещеодну пуговицу, а чтоб это стало просто, как выпить стакан воды. Нет, лучше Пепси.

Меня качнуло к дверце, мимо медленно поплыла краснаякирпичная кладка. Мелькнула зеленая форма. Вежливый, но строгий голос попросилпредъявить документы. В машине потемнело, кремлевские часовые заслонили окна совсех сторон.

– Хоть здесь тихо, – сказал Володя с облегчением.

– Только бы не как в могиле.

Он погнал машину через мощеный плитами двор, шины веселошуршали по граниту. Из подъезда дворца навстречу слаженно двинулись парниЧеканова, охрана президента, но когда я выбрался из машины, первым ко мне подскочилбойкий массмедик, длинноволосый, в темных очках, в стеклах которых отражалосьсолнце.

Он сунул мне под нос микрофон, на ручке крупная надпись,явно их канала, другой рукой зачем-то шуровал в кармане.

– Что вы скажете о новых указах президента?

– Каких? – поинтересовался я.

Он несколько смешался, что удивило, обычно этих ребят ничемне проймешь, наглость – первое качество профессии, впрочем, каждый тут женачинает делиться своими ценными мыслями, раздуваться на экран, а когдамассмедик пытается закончить интервью, еще и вопит, что не все сказал.

– Последних... Где он пытается ударить по национальнымсвятыням!

– Разве? – удивился я. – Как это?

Похоже, он уже начал терять интерес к человеку, которыйвроде бы и вхож в коридоры власти, но, может быть, даже не видел президента, атолько вытирает пыль в его отсутствие.

– Ну, он решил сделать то, что не смогла Советскаявласть, – сказал он. – Разрушить святую православную церковь...

– Странно, – сказал я удивленно.

– А что вы скажете... – повторил он снова ужерастерянно, ибо любой человечек, будь это порнопевица, депутат или премьерохотно лезли под объектив, рассказывали подробности о делах, о которых даже неслышали, только бы почаще мелькать на экранах... – Скажите нам...

Я стал подниматься по ступенькам. Массмедик попытался пройтиследом, чекановцы остановили. Он завопил радостно, что ущемляют прессу. Со всехсторон засверкали вспышки фотокамер. Я надменно сказал наблюдавшему за намиВолоде:

– Объясни этим странным людям, что я застал еще тевремена, когда мужчинам неприлично было дарить цветы, а женщинам – вино. Тогданикто не подавал руку не общался с теми, кто в начале разговора не сниметтемные очки, а руку не вытащит из кармана...

Массмедик задергался, то ли почти выигрывал в карманныйбильярд, то ли наконец ухватил зловредную блоху. На лице отразилось страдание,а тут еще очки снимать, которые все же придают глупому лицу загадочноевыражение, другая рука занята микрофоном, а я усмехнулся и прошел в услужливораспахнутую дверь.

Один из охранников на правах знакомого, видит меня ужевторую неделю, спросил недоверчиво:

– А что, были такие времена?

– Трудно поверить? – спросил я в своюочередь. – Увы, самому уже не верится.

Передо мной открывали двери, всякий раз задерживая ненадолго,словно просвечивали в поисках оружия, пропускали до следующей двери и сноваостанавливали. Я почти не замечал этой рутины, в чужой монастырь со своимуставом не ходят, а это все-таки монастырь чужой, мысли больше занимал странныйпарадокс, что когда СССР бряцал оружием, весь советский народ, за редчайшимисключением, был за США. Если бы в самом деле война, наша армия сдалась быамериканцам, только бы не воевать с теми, кто, по нашему мнению, стоял настраже свободы, справедливости.

Но вот сейчас, когда мы вроде бы уже не враги, все слоиобщества ощетинились на США за их продвижение к нашим границам. Именно теперьчуть ли не каждый готов бросить в их сторону гранату или хотя бы гнилое яблоко,хотя к этому никто не призывает!

Американцу, по чьей стране не прокатывались опустошительныеволны скифов, киммерийцев, татар, шведов, немцев, французов, не понятьожесточения русских по поводу НАТО. Москву, к примеру, брали и сжигали дотлататары, поляки, французы... ах, так еще и американцы?

* * *

В кабинете Кречета собралась половина его рати. А уКраснохарева и Яузова видок таков, словно ночевали если не здесь, то подкрыльцом.

Кречет встретил на середине кабинета, пожал руку, проводил ксвободному стулу, выказывая уважение к отечественной науке.