отмалчивался, Василько же готов был хоть сейчас, совокупив рати и сговорившись с половцами и уграми, идти на Краков.

В разгар споров неожиданно ворвался в палату возбуждённый Улан.

— Княже Володарь! Можновладца[207] одного, ляха споймали мы. Схватили за Саном. Пытали его, чтоб ответ дал, что за беда нынче приключилась у нас с ляхами. Сказал, токмо со князем говорить станет! Важный весь, спесивый! — заявил он.

— Приведи! — велел Володарь.

Явился перед Ростиславичами тот самый статный воевода в алом плаще, весь грязный, помятый, с рассеченной кровоточащей щекой.

— Кто еси? — грозно сверля пленника взглядом, вопросил Рюрик.

— Казимеж, кастелян[208] сандомежский! — гордо вскинув голову, ответил ему лях.

Весь исполненный самодовольства, матёрый, с седыми вислыми усами, стоял кастелян перед князьями-братьями, и во всём — во взгляде, в каждом движении его сквозили надменность и глубокое презрение ко всем ним.

— Почто вы, яко воры, в земли наши вошли? Почто смердов и людинов пограбили? Почто народ невинный посекли? — допытывался Рюрик.

По лицу кастеляна пробежала ухмылка. Обведя злым взглядом князей и бояр, процедил он сквозь зубы:

— Пся крев![209]

— Ах ты, дрянь! — Юрий Вышатич и Василько тотчас схватились за сабли.

Володарь остановил их решительным жестом.

— Отвечай на вопрос! — прикрикнул он. — Иначе головы вмиг лишишься!

— Вы не посмеете тронуть меня! Варвары! Видимо, вам неведомы понятия рыцарской чести! — Пан Казимеж злобно осклабился.

— Хорошо, спрошу иначе. Может, кто-нибудь подговорил вас напасть на наши волости? Советую говорить правду! — Володарь поднялся со скамьи.

Некоторое время они стояли друг против друга, смотрели глаза в глаза. Лях не выдержал первым, потупил взор, буркнул нехотя:

— Сначала князь Герман вернул из угров своего племянника, князя Мешко, и даровал ему земли в Великой Польше. Потом был боярин, от Ярополка Волынского. Князь Мешко вознамерился жениться на молодшей сестре князя Ярополка, Евдокии. Сговорились. Заодно Ярополк и посоветовал пойти на вас. Ибо вы — враги его, а значит, враги и князя Мешко.

— Занятный вывод. Выходит, молодой князь Мешко, и ты с ним заодно, решили поплясать под Ярополкову дудку! — Володарь презрительно скривился. — Пользу же от нашей вражды один Ярополк получает! Или твой Мешко так платит за невесту?! Тоже, умник!

Сандомирский кастелян молчал, багровея от плохо сдерживаемого гнева.

— Молокосос! — не выдержав, процедил он снова сквозь зубы.

— Довольно злобу тут на нас извергать! Сам виноват! Сунулся на наши волости, вот и получил! — сказал ему Володарь и сделал знак Улану.

Увести эту вражину отсюда! В поруб швырнуть! Пускай посидит, пока выкуп за него родичи не соберут и не заплатят! — приказал властным голосом свиноградский князь.

— Ну, поняли, в чём дело? — обернулся он к братьям. — Ярополковы всё козни. Натравил на нас ляхов, яко свору псов борзых!

— Может, братья, пойти нам на него? А что? Владимир копьём возьмём... — предложил было Василько, но тотчас осёкся, поняв, что говорит не то.

— И сожидать, когда Мономах снова на Волынь заявится? Нет, так не годится! — решительно возразил ему Володарь. — Нам чужой земли не надо, но и своей мы никому не отдадим!

По рядам бояр прокатился одобрительный гул.

...Уже после совета, когда Рюрик и Володарь остались вдвоём в палате, старший брат тихо повестил:

— Я послал во Владимир того человека. Питаю надежду, скоро мы будем ведать замыслы Ярополка и его мамаши.

Володарь в ответ лишь молча кивнул. Время наступало лихое, тревожное. Чувствовал он, что ждут их всех в недалёком будущем новые ратные дела. Не было на Червонной Руси мира.

ГЛАВА 36

Шумно на рыночной площади Владимира-на-Волыни. С утра разъезжают по улицам биричи, скликают народ. Набирает князь Ярополк добрых молодцев в свою дружину. Обещает хлеб-соль, копьё доброе, кольчугу, меч, щит, коня с обрудью. Ещё обещает походы ближние и дальние, рати скорые и яростные, добытки.

Густеет на площади толпа. Много жаждущих вступить в дружину княжескую. Тут люди и ремественного звания, и от земли, и купцы неудачливые, и бывшие воины, ранее служившие в других краях и другим владетелям. Князь вышел на степень, разодетый в дорогой, вышитый узорочьем парчовый кафтан, в шапке горлатной, в сапогах тимовых зелёных, с гривной златой на шее в три ряда. Сел на высокий столец[210], молвил властно ближним людям своим:

— Начинайте! С Богом!

Одного за другим подводили к нему желающих вступить в дружину. Кому давали лук со стрелами, указывали, куда стрелять, смотрели, насколько меток молодец. Иному предлагали показать искусство владения копьём, велели сесть на боевого коня и на полном скаку ударить по деревянному чучелу в ржавой бадане[211] и шеломе.

Среди прочих отбирал ратников и Радко. Сразу отметил он среди толпы удальцов рослого великана лет около двадцати пяти. Богатырь — косая сажень в плечах, чуть ли не на голову выше прочих, волей-неволей обращал на себя внимание. Единственное, что настораживало Радко — взгляд у молодца был какой-то странный, дикий. Глаза белесые угрюмо посверкивали из-под густых лохматых бровей. Всё же отрок подошёл к исполину, кашлянул, осведомился, глядя на него снизу вверх:

— Откудова будешь, мил-человек? Какого роду, из какой земли? Кличут тя как?

— Нерадец имя моё! — Голос у незнакомца оказался не в пример внушительному внешнему виду тихим. — А родом я из Погорины. Из Пересопницы[212]. Из ремественных. Отец гончаром был. Вот, услыхал, набирает князь Ярополк гридней да отроков. Хотелось бы послужить ему.

— Что ж. Еже князю приглянёшься, возьмёт тебя. С виду ты парень крепкий, — в очередной раз Радко залюбовался статью молодца.

Вот только этот взгляд, эти глаза белесые, в коих бог весть что таится, словно бы лихо какое-то, смущали опытного проведчика. Он бы, может, подумал ещё,