– Уписаться можно, – сказал Мазур. – Тогда шож вы пид НАТО лезете?

– Мазур, – поморщился напарник, – если ты ещехоть слово попытаешься сказать на украинском, я сблевану, честное слово. Может,по-аглицки ты и шпаришь, как по-родному, но мой язык тебе не осилить, клянусь.Рылом не вышел.

– Подумаешь, – весело сказал Мазур, – чеготам осиливать. В каждом слове меняешь букву «о» на букву «и» – вот тебе и всяукраинская мова.

– Да пошел ты…

– Приехали, – сказала Оксана, притормаживая уобочины. – Вот тут и находится ваша временная резиденция.

Мазур с любопытством глянул в окно автомобиля. Плотныйкоротко стриженый юнец в форме охранника деловито и монотонно скреб десантнымножом гранитную стену дома, пытаясь содрать какую-то листовку. Листовка неподдавалась, была приклеена прочно; судя по шевелящимся губам парнишки, тотмедленно сатанел. Оксана вышла из машины, направилась к юнцу, и когда охранникповернулся к ней, Мазур сумел прочитать текст листовки – напечатанный крупно,солидно, явно в типографии – и, надо сказать, чуточку прибалдел:

ГАРНА КРАИНА, КОЛЫ Е БЮТ!

А КОЛЫ НЕ Е БЮТ – ЦЕ БАНДИТСЬКА ВЛАДА!

Прочитал еще раз, решив, что померещилось. Нет, всеправильно, именно так и написано: «е бют»… Русские, что ли, озорничают?..

Вернулась, покачивая бедрами Оксана, села за руль, завеламотор, а охранничек, оставив на время трудоемкое занятие по очистке фасада,поспешил отворять ворота.

Малышевский определил Мазура в тихий, но солидный Печерскийрайон – в квартирку пятиэтажного домика, снабженного всеми необходимымиатрибутами: арка с коваными воротами, пост охраны за ними, стеклянная будка сбдительным стражником (выполняющим попутно и работу сдирателя листовок); вход вподъезд – из собственного, утопающего в зелени дворика, где имеется стоянкалоснящихся иномарок уровня не ниже «камри»… Короче, богатство, покой истабильность. Остановились у второго подъезда, оборудованного застекленнойдверью, кодовым замком, открываемым посредством пластиковой карты, и камеройвидеонаблюдения.

– И что это там за прокламация на стене? – спросилМазур, доставая из багажника пакеты с купленной по дороге провизией. –Хулиганят?

– Типа того, – поморщилась Оксана. –Тимошенковцы все угомониться не могут.

– Н-да?.. А как переводится?

– Ну, дескать, если есть «Блок Юлии Тимошенко», то всенормально, а если нема – то бандитизм и развал страны… Клеят и клеят, засранцы.

«О как, – мысленно покачал головой Мазур. – БЮТ,оказывается. А я уж, по испорченности своей, подумал было… Но все равно – люди,говорящие на таком языке, хотят, чтобы их воспринимали всерьез?»

По ухоженной широкой лестнице поднялись на третий этаж.Оксана открыла дверь и, вручая связку ключей и стопку пластиковых карт Мазуру,деловито принялась перечислять:

– Это от квартиры. Это от машины – фиолетовая«аудюшка», стоит под окнами, номер 533-34 МА, увидите. Вот документы на нее.Все чистое и подлинное, никаких фальшивок. Это – пропуск в подъезд, это – кМалышевскому…

– Охраны у меня много? – деловито перебил Мазур.

– Охраны?..

Ага, растерялась дивчина. А то вся из себя прям такаяделовая…

– Ну да, ее, родимой, – по-барски сердито бросилМазур. – Что ж я, по-вашему, сам по себе буду по городу ходить? А еслиснайпер?

– На сей счет у меня инструкций нет, – растеряласьОксана. – Но я узнаю у Александра Олеговича…

– Да ладно, шучу. Ясен перец, мне пока по статусутелаши не положены.

Мазур рассеяно бросил ключи на тумбочку в прихожей – послеразберемся – и заглянул в квартиру.

Что ж, могло быть и хуже. Однокомнатная студия (то бишькомната была совмещена с кухней), метров пятьдесят площадью, натяжные потолки,светлые обои, раздельный санузел (и туалет, и ванная – метров по десятькаждая), панорамное окно с темнеющими вдалеке куполами Лавры… Чисто, дорого,современно… и напрочь безлико. Как в номерах отелей… Сойдет.

Нехитрый чемоданчик с личными вещичками Мазура, с которымион, как ему казалось, сто лет назад прибыл в Одессу, был аккуратно поставленрядом с тумбочкой неподалеку от безразмерной кровати. На тумбочке стоял телевизорс жидкокристаллическим экраном.

Мазур распахнул окно – в комнату проник свежий ветерок,раскачивая занавеси – потом заглянул в бар и удовлетворенно кивнул. Налил в двабокала по чуть-чуть и кивком пригласил Оксану:

– Присоединяйтесь, товарищ Адъютант. Отметим мое новоеназначение. А заодно и новоселье.

Оксану долго упрашивать не пришлось. Она приняла бокал,уселась в кресло светлой кожи перед стеклянным журнальным столиком, машинальноодернула на коленях короткую узкую юбку.

Чокнулись, пригубили. Коньячок был так себе – господинМалышевский мог бы расщедриться и на нечто подороже.

– Итак, вы что-то вроде секретаря, помощника имастерицы на все руки при олигархе? – спросил Мазур.

– Что-то вроде, – тряхнула дивчина копной черныхволос. И усмехнулась: – Плюс психолог. А еще и кофе умею подавать.

Она блаженно откинулась на спинку кресла, вытянула длинныеноги.

– Кофе пока не надо. А вот поведайте мне тогда,непросвещенному, что из себя представляет наш теперь общий патрон. А заодно иего окружение – чтоб мне было проще войти в курс дела…

– Кирилл Степанович, а можно личную просьбу? –Оксана подняла на Мазура взгляд темных глаз.

– Ну?

– Мне так не нравится, когда мне выкают. Жуткой старухойсебя ощущаю…

– Тьфу, я-то думал… Запросто, – и в шутку добавил:– Тогда надо на брудершафт…

Но шутки не получилось.

– Запросто, – на полном серьезе сказала Оксана,глядя ему в глаза.

* * *

У нее было смуглая, удивительно шелковистая кожа, и когдаМазур, ступая по разбросанным деталям одежды, перенес дивчину на громаднуюпостель, она вцепилась в мужские плечи, как утопающая.

А потом все пропало, утонув в жарком ослепительном огне – иУкраина исчезла, и чертов Стробач, и террористы, весь мир и все заботы былисметены внезапной яростной волной. Кажется, Оксана кричала. Кажется, шепталаему что-то на ухо. Кажется, стонала… Мазур не помнил.