Схватил бутылку. Смолин мигнул Глыбе, и тот без малейшегоусилия стиснул запястье самозванного главы шантарских антикваров, так, что тотохнул и бутылку выпустил моментально. Смолин ее перехватил, оглядевшись,поставил себе за спину, на пол, в дальний уголок.

Врубель недоуменно вытаращился:

— Мужики, вы что?

— Водка — яд, — наставительно сказал Глыба,разжимая пальцы.

— Водка подождет, — поддержал Смолин. —Разговор нужен на трезвую голову… Ладно, что нам между своими играть впсихологические подходы? Имеет место самая натуральная, вульгарная инезатейливая разборка. К тебе большие претензии, Врубель…

— За что?

— Ну, ты нахал… — поморщился Смолин. — Затвое гениальное и грандиозное изобретение: гильдию антикваров.

Врубель уже забеспокоился всерьез — как случается с любымслабаком, у которого совесть нечиста, стоит припереть его к стене.

— Вася, — сказал он, натужно улыбаясь. — Тыже сам считаешь, что идея хорошая, сам собирался что-то подобное учредить… Нукакая разница, если не ты будешь, а…

— Захлопнись, — сказал Смолин так, что Врубельзаткнулся моментально. — И целку мне тут не строй. Речь идет не о самойгильдии, каковая, в принципе, вещь неплохая. Речь о тех методах, которые вы,сучня, в ход пустили. Молчать, сука! Ты прекрасно знал, что добром такую пьяньи врань никто в председатели не изберет. Вот и решил устроить небольшуюпрессовочку, чтобы народ малость испугался, проникся и кинулся тебе подкрылышко. Летягина этого сраного напустил на благородное сообщество… Ну,конечно, не ты один, твой номер тут третий, с твоими-то мозгами пропитыми…Анжеров с Кокой вертели придумки, а ты был вместо вывески — если тебе пару днейпить не дать, расчесать и вымыть, вполне сойдешь за респектабельного главу… Ивсе бы еще ничего. Интриги были, есть и будут. Вот только со штаб-квартирой выперегнули. Я сам не ангелок, но крови в моих делах отроду не было и не будет. Авы убили Шевалье, сволочи. Единственного, наверно, человека, которого я могназвать своим старым другом. Вот за это у меня вы попляшете…

— Да я никого…

— А кто говорит, что это ты? — усмехнулсяСмолин. — Конечно, кишка тонка… да и у твоих подельничков тоже. А вотстарина Зондер…

— Вася, да что ты такое…

— Дуркует клиент, — печально поведал Смолин Глыбе.

— Вижу, — печально отозвался тот. — Эй,борода-лопатой! Что-то жарковато тут у тебя…

Неторопливо, с обаятельной улыбочкой он расстегнул пуговицырубашки, снял ее и остался голым по пояс. Вот тут Врубеля проняло. На свежегочеловека — особенно задроченного интеллигента наподобие Врубеля — голый по поясГлыба производил неизгладимое впечатление. Поскольку был густейшим образом,практически без просветов расписан темно-синими, светло-синими и серымитатуировками: целая библиотека весьма даже экзотических рисунков и надписей,нелегкая биография в иллюстрациях и собственных Глыбиных комментариях. Толькокисти рук, понятно, были от художества свободны — как и полагаетсяпрофессиональному щипачу чуть ли не с полувековым стажем, большую частьрабочего времени пребывавшего в облике вполне приличного человека наподобиезасекреченного инженера, доцента, полковника, а то и дирижера…

Не теряя времени, Глыба зашел за спину Врубелю, положил емуна плечи лапы и грозно посоветовал:

— Сиди, потрох, и пасть не открывай, слушай, что тебечеловек говорит…

И, заметив поползновение все же разинуть рот, так тряхнулВрубеля, что у того зубы клацнули громко и противно.

— Врубель, — сказал Смолин. — Ты, конечно,знаешь, где сейчас твой блудливый компаньон Эдичка Анжеров? Уже не в СИЗО,конечно, выцарапали его адвокаты под подписку о невыезде… но все равно,интеллигентно выражаясь, в жопе он, в хорошей жопе. Дело грязное, девочкапорядочная, интеллигентные родители кипят жаждой мести, свидетелибезукоризненные и внушающие доверие. Третий день пресса и голубой экрансенсацию полощут. Знаешь ведь?

— Ну да…

— Отлично, — сказал Смолин. — А где вашвторой компаньон, Кока-Москвич? Этот все еще в СИЗО, ему малость потруднеевыцарапаться, как человеку не местному и подвязок вроде Эдичкиных не имеющему…через денек-другой и он выскочит под подписку, но в конце концов при первой жевозможности смоется отсюда к чертовой матери, потому что ему здесь более неклиматит… И об этом ты должен знать, голубь шизокрылый, вон у тебя газеткалежит, я отсюда вижу, там на третьей странице все подробно расписано, игазетку, судя по потрепанности, ты уже листал… Что у нас получается, Врубель?Два компаньона-учредителя выбыли из игры. Кока здесь — персона нон грата, атвоему Эдичке еще долго придется сторониться тех коридоров, где он допрежьгоголем расхаживал. Бумаги так и не пошли в бюрократический оборот. И уженаверняка не пойдут. Что мы имеем? Один ты у нас остался, как говорилось в томфильме… И я на тебе, сука такая, намерен крепенько выспаться. Как ты думаешь,твои корешки сами в неприятности попали, или им помог кто-то? Ну-ка, напрягиизвилины. Правильно догадаешься, еще стопочку налью…

Врубель таращился на него с некоторыми отблесками усиленнойработы мысли в глазах. И выдохнул ошарашенно:

— Так это ты…

Ухмыльнувшись, Смолин сказал:

— Есть такая буква в этом слове… Держи приз.

Он поднял бутылку, налил лафитничек и разрешающе кивнулВрубелю. Тот прямо-таки на автопилоте схватил сосуд и буквально забросил в ротводку.

— В общем, настала твоя очередь, уж не взыщи, —сказал Смолин. — Портсигарчик этот, который только что торжественно унеслименты, чтоб ты знал, свистнули у меня из машины. Вместе с барсеткой. В милициимое заявление лежит, по всем правилам зарегистрированное, и в нем я подробно описываюсвое бесценное достояние, варнаками похищенное — все до единой накладочки,чекухи, размеры даже… Не дергайся, я не кончил! Это ж ты, мразь такая, послалозначенного варнака…

— Да что за…

— Послал, голубок, чего уж там, — подхватил Глыба,нагибаясь к врубелевскому уху. — Когда дойдет до дела, я точные показаниядам, подробно распишу, как мы с тобой на лавочке сидели, как ты мне портсигарописывал детальнейшим образом, и машину дяди Васи, и ее номер, подробно, чтобошибки не случилось… На этом и буду стоять железно. Я — исполнитель, а ты,моргунчик — организатор, значит, тебе и первым идти, а я так, вагончиком…

— Погоди, — сказал Смолин. — Он что-товякнуть хочет. Вякай, Врубель, разрешаю.

— Но это же бред какой-то! — дрожащим голосоммолвил Врубель, косясь через плечо на возвышавшегося над ним Глыбу. — Васже тоже посадят…

Глыба неприятно хохотнул:

— А ты знаешь, в чем тут фишка, олень? Мне сидеть так итак. Последние денечки дохаживаю на воле. Я тут крутанул одно дельце,запоролся, попался, и будь мне прокурор отцом родным, а светит мне по этомуделу восьмерик, тут и к бабке не ходи… Соображаешь? Тянуть мне все равно своивосемь… так почему б не сделать приятное старому корешу, с которым вместесидели? — он кивнул на Смолина. — Одни юрсы давили, одну хавку жрали…У нас, слава те господи, не США какое-нибудь, у нас наказания не плюсуются, унас меньший срок большим поглощается. Ну, а мне, как исполнителю, светит влучшем случае пятерик. Вот он и того… поглотится. Я Ваське помогу, а Васькаменя весь срок греть будет, да и потом не забудет, я думаю…