насколько. Меня призвали еще в эпоху первых богов, когда Система... когда она не имела столь сильного влияния на попаданцев, когда она была инструментом, но не поводком. Поводком, за саму возможность попасть в который я бы сейчас без раздумий отдал все что имею, — он усмехнулся с толикой грусти и сильнее сжал руку, перемешивая содержимое моей черепушки. — Но знаешь у моего появления на заре Системных перемен, есть одно маленькое преимущество, перекрывающее любые недостатки — я могу самостоятельно создавать магию. Вроде выжженных на твоей душе рун...

...

Сука!

Пришлось экстренно отключать исцеление с головы и восстанавливаться на безопасном расстоянии.

Однако эльфа лишь забавляли мои потуги.

— Знаешь, а ведь выжигание на чужой душе чрезвычайно болезненное занятие. Не будь у тебя столь сильного сопротивления боли, мог бы уже сойти с ума. Но раз оно у тебя есть... приготовься страдать, ибо избавиться от этих отметин ты уже никогда не сможешь — широко улыбнувшись клыкастой пастью, он обернулся к своему крысиному товарищу.

Мелкий гаденыш, получив лишь небольшое послабление с моей стороны смог полностью перевернуть ситуацию на противо-Бененом фронте. На удивление быстро оправившись от ментальной оплеухи он, судя по малому числу трупов, отозвал всех слабаков, пригодных лишь для откормки цветочка, и вместе с элитной гвардией устроил резню. Если так уместно сказать. Ибо лозы были не столько порублены или выжжены пламенем артефактов, сколько поражены увяданием...

И это уж точно не то, чего будешь ожидать от одной толстой крысы и трех крысок поменьше из ее свиты. Даже шиполап не рискует дернуться в их присутствии и, нервно озираясь по сторонам, выступает в качестве трона...

— Мелвин, одолжи парочку негаторов-навыков. Сейчас я верну этому паршивцу возможность страдать...

Однако развалившийся на шкуре шиполапа крыс даже не думал выполнять просьбы товарища.

— Боюсь, Мелвин уже не сможет тебе ничего одолжить, — и пусть говорил с нами крыс, его мягкий, бархатный голос заставлял каждый кусочек моего тела покрыться мурашками.

Слишком хорошо я знаком с его обладателем. И каждое его появление в мире приносило мне лишь неприятности...

— Ты... я не чувствую в тебе ни демонической, ни божественной сущности, но эта сила... Первородный? — на мгновение эльф замер, словно погрузившись в раздумья и прикидывая все риски. — Сделка! Вы возвращаете тело моему другу и выдаете мне права админ...

Сущность только заливисто рассмеялась.

— Какой маленький, прыткий эльфенок, — крыс неспешно поднялся со своего места и, опираясь только на задние лапы, вышел вперед. Но не стоит терять бдительность и расслабляться, ибо из тени этой проклятой твари уже поднимаются щупальца, сотканные из самого темного мрака. — В иных условиях я бы обрадовался столь ценной пешке, но сейчас, когда все фигуры уже движутся к заданным целям, когда единственное что мне осталось — пожинать плоды собственных трудов, когда нашелся рискнувший испортить мне настроение попаданец... На сей раз я пришел не за сделками или последователями. Я пришел проливать кровь зарвавшихся глупцов...

Глава 21 Мы все уронили...

И в этот момент сам воздух стал подобен раскаленной магме. Густой и тягучий, он обжигал легкие при каждом вдохе.

Но виной тому был вовсе не новый хозяин крысиного тела, а эльф. Он все так же неподвижно стоял в сердце грота, но словно само пространство вокруг его фигуры искривилось и пришло в движение. И с каждой секундой он все сильнее отдалялся от границ этого мира...

— Кажется, мы друг друга неправильно поняли. Я вовсе не предлагаю помощь и уж тем более не молю о пощаде, — голос эльфа с каждым произнесенным словом все сильнее напоминал рык. — Я выдвигаю ультиматум. Вы либо соглашаетесь с моими условиями, либо потеряете все, чего только успели достичь. И уж поверьте, на этом плане бытия у меня будет достаточно сил, чтобы исполнить обещанное.

Прильнув к земле, эльф изогнулся в неестественной позе. Но таковой она была только для человека, гоблина, орка или любой иной твари гуманоидного вида. Но вовсе не для огромной огнедышащей твари...

*здесь могло быть предложение вашей рекламы неописуемо-эпичное описание обращения в дракона в попытках придумать которое автор встрял на пару дней с перестроением тела, разрывом мышечной ткани, реками крови и тоннами пафоса, но на то оно и неописуемое...*

— Говоришь, сталкивался? — огромное, бесформенное нечто из клыков и щупалец вырвалось из-под крысы. А следом еще и еще, покуда весь грот не стал подобен морскому дну. — Не спорю, предел испускаемой силы, который выдержит это тело, ты пережить сможешь... но лишь при условии, что я собираюсь сохранить это тело.

— Не посмеешь! — вместе с ревом из глотки вырвалась волна черного пламени.

И жара его не могли вынести ни плоть призванных монстров, ни каменные стены пещеры. Все было едино перед лицом это превосходящей понимание силой. От одного ее дуновения кожа обугливалась, а шипастые лозы, находящиеся слишком близко разрывало на части закипающей кислотой.

Но даже эта чудовищная сила не смогла навредить Сущности.

Ибо когда пламя развеялось, в окружении рек из оплавленной горной породы все так же гордо стоял огромный кокон из переплетенных щупалец. Твари, возложившие тела в основание этого монолита обуглились до состояния древесной золы. Тронь пальцем, и они осыплются кучками пепла.

И все же они не осыпались.

Не желали осыпаться.

С треском, разваливаясь на части и проливая на раскаленную породу черную жижу, они пришли в движение. Но не чтобы освободить своего господина, а чтобы напасть на дракона, исполнить приказ, что прочим покажется самоубийством...

Самоубийством, на которое они кинутся с превеликим удовольствием сквозь любые боль и страдания. И раскаленная земля, способная поумерить пыл даже самой голодной твари более их не страшила. Напротив, с каждым шагом движения их конечностей становились только увереннее. Более того, оставившее на их шкурах ужасающие отметины пламя больше не причиняло тварям абсолютно никакого вреда. Стоило ему только соприкоснуться с обугленной кожей, как даже самые страшные раны на той начинали затягиваться.

И вот уже под ударом оказался дракон. Черные щупальца устремились прямиком к его глотке, грозясь переломить ту единым порывом. Да только чешуйчатый монстр не стал давать им подобной возможности. Увидев, что огонь более не помощник, он пустил в бой острейшие когти, что с каждым ударом становились лишь больше и смертоноснее. И если первый удар повалил покрытую щупальцами тварь наземь, то второй завершил начатое, перерубив надвое тело.

Однако