Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да ты знаешь, что он был женат, что у него сын твоего возраста?
— Санни? Да, мы как-то столкнулись с ним в кафе. Но не беспокойся, по-моему, он все воспринимает адекватно.
— Значит, я неадекватен?
Пульс Сомса снова подскочил вверх.
— Я так не говорила. Не надо передергивать.
«Мать, чистая мать, — с тоской подумал Сомс, глядя в холодные глаза дочери. — Не переспоришь».
— Что ты в нем нашла-то хоть? — без сил опускаясь в кресло, проворчал он.
— Чаю?
— Нет, лучше воды.
— Он интересный, папа. Парни моего возраста, они, знаешь, скучные. А с ним забавно и есть, о чем поговорить, как с тобой.
— Подхалимка.
Она осторожно присела на подлокотник, провела рукой по его щеке, волосам.
— А ты подстригся.
— Только заметила?
— Я сразу заметила, просто ты не дал мне сказать. Накинулся, как черт.
— Я и к Саймону сегодня зашел, — как-то виновато признался Сомс.
— И что?
— Ничего.
— Ну, ты живой, он тоже, надеюсь, не убитый?
— Я хоть и твой отец, но не из каменного века.
Самообладание потихоньку возвращалась к Сомсу. Странно, но стоило ему увидеть дочь, как его гнев начал проходить. «Вот так всегда», — подумал он, а вслух сказал:
— Вьешь ты веревки из своего отца, бессовестная.
Она потерлась об его щеку, как в детстве.
— Шершавая.
— Я не брился сегодня. И, представь себе, почти не спал. А мне вредно, — симулировал он новый приступ возмущения.
— Все еще дуешься? Ну, хочешь, я его брошу? Хочешь?
«Детский сад», — подумал он про себя.
— Давай сюда свой чай, а лучше что-нибудь посущественней. У меня сегодня ни крошки во рту не было, — вслух произнес Сомс.
***
Саймон вытер руки и привычным взглядом оглядел кабинет. Все было в порядке, за исключением его нервов. Последним стоило сегодня немного выпить.
Будучи убежденным холостяком, предпочитающим спокойную, комфортабельную жизнь, он давно выработал ряд правил, которые помогали ему уюто устроиться в жизни. Например: не смешивай отношения, это, как коктейли в выпивке — наутро не поздоровиться.
С окружающими Саймон старался соблюдать золотую середину, это почти всегда срабатывало, как аксиома, отточенная в применении до совершенства. Но, как оказалось, арифметика иногда тоже дает сбои. «У нас будет мальчик», — безапелляционно сообщила ему в свое время Донна и, резко развернувшись, пошла прочь, сладко покачивая бедрами: некуда ты от меня теперь не денешься, милок. Такая уж она была — мать его сына — чувственная, но расчетливая, эгоистичная и свято верящая в родительский долг… У Саймона заняло некоторое время на то, чтобы привыкнуть к мысли, что Донна прочно осела в его жизни.
А потом появился Санни. Малыш, казалось, спокойно воспринимал тот факт, что родители жили на разных квартирах и исправно играл на нервах обоих родителей. Впрочем, Донна тоже не отличалась особым благородством.
Саймон вздрогнул: часы на стене пробили семь. Страшная как черт, взлохмаченная, местами облезлая кукушка скрылась в домике. Изощренная месть — оплатить аренду клиники на пять лет вперед при условии повесить на стену часы, при звуке которых и собаки, и кошки сходили с ума. В этом для Саймона была вся ее женская логика.
Впрочем, человек привыкает ко всему. И он тоже привык и к этой кукушке, и к женщине, сделавшей этот подарок. Теперь он уже не нуждался в ее помощи. Раскрутившись, клиника стала приносить стабильный приличный доход, и он уже несколько лет сам платил за аренду, мог позволить себе отправить Донну и Санни на отдых в шикарном пассажирском космолете, сам любил путешествовать по новым местам, а часы так и остались висеть, как напоминание о молодости, когда он бесшабашно шел на риск, уверенный в своей победе. Сейчас его расчеты стали значительно скромнее, не в денежном эквиваленте, просто он стал добавлять двойные и тройные индексы «x» в свои планы на будущее.
Однако стоило поторопиться, Санни, наверное, уже ждал его. Саймон вздохнул и попросил про себя: «Пусть разговор пойдет не о собственном бизнесе и деньгах. Я в его возрасте с родителями так себя не вел». «Ты в его возрасте о бизнесе разговаривал кое с кем другим», — не удержалась от замечания совесть. «Ну и что? Мы вообще раньше взрослели. А сейчас балбесы балбесами…», — решил поспорить он и тут же получил ответный удар: «Да, ну, знакомый разговор. Ничего не напоминает? Этак времен деда, вернувшегося с войны?». Аргумент был железным. Саймону не оставалось ничего другого, как закрыть клинику и отправиться на встречу, но денег сыну он решил больше не давать, это только портило парня.
***
После сытного ужина у дочери Сомс решил прогуляться. На полный желудок ложиться спать было бы слишком вредно. Лили тоже всегда не в меру потчевала гостей. Стоило кому-то откинуться на спинку кресла, как следовала смена блюд. Но готовить жена была мастерица, и даже успела кое-чему научить дочь. Педагогический дар, этого у нее было не отнять.
Настроение Сомса было благодушным. «Кажется, это вино было крепленным, или дело в том, что он давно не позволял себе расслабиться?» — подумал он, лениво оглядываясь в поисках подходящей для перекура свободной скамейке. Впрочем, его спокойствие было неидеальным. Шаткая система. И то правда: он вдруг понял, что умудрился не заметить, как выросла дочь.
По правде сказать, Сомса мало волновали отношения Джейн с Саймоном: на этот счет он не сомневался в уме и проницательности дочери. «Интересно, но не более, — охарактеризовала она его старого друга. — Надо же периодически с кем-то поговорить».
Сомса беспокоило другое: была ли дочь счастлива? Кажется, для этого у Джейн было все, но ведь он не был ее матерью и не мог знать наверняка. У Лили всегда было преимущество: она чувствовала, когда Джейн заболевает, когда ей не спится, одним прикосновением рук могла смягчить ее боль. Он этого не умел, хотя и очень старался. А теперь его дочь выросла, стала совсем взрослой, и он окончательно запутался.
***
Саймон прошел сквозь арку, увитую плющом, и огляделся по сторонам. Все скамейки в парке были заняты, но одна, возле урны, в углу, была то, что нужно. Сбавив шаг, он осторожно прошел по песку и дотронулся до плеча молодого человека, лежащего на скамейке и прикрывшего лицо книгой от искусственного солнца.
— Санни, уступи место старушке.
Тот вздрогнул.
— Папа? Нельзя же так.
Сын притворно схватился за сердце, а потом с ехидцей добавил:
— И не старушке, а старичку, если на то