Люди понимали это и могли с этим жить (научныекниги-пятидесятых превозносят мир Дружественного Атома, в котором энергию даютбезопасные атомные котлы, а школьники бесплатно получают учебники, выпущенныеза счет электрических компаний), но все же подозревали, что на другой сторонемонеты – волосатая обезьянья морда, и боялись ее; боялись того, чем можетобернуться атом, который по многим технологическим и политическим причинам нево всем поддается контролю. Это ощущение глубокой тревоги мы видим в такихфильмах, как “Начало конца”, “Они!”, “Тарантул”, “Невероятно уменьшающийсячеловек” (в котором радиация вместе с пестицидами превращает в подлинный ужасжизнь одного человека – Скотта Кэри), “Водородный человек” (The H-Man) и“Четырехмерный человек” (Four-D Man). Пика абсурдности этот цикл достигает в“Ночи зайца” (Night of the Lepus), где миру угрожают шестидесятифутовые зайчики[130].

Тревоги, отраженные в фильмах техноужасов 60-х и 70-х годов,менялись вместе с тревогами людей, живших в то время: фильмы о гигантскихнасекомых уступают место таким, как “Проект Форбина” (компьютерная программа,завоевавшая мир) и “2001” – оба фильма предлагают нам мысль о компьютере в ролибога или даже еще более отвратительную, о компьютере как некоем сатире; онапредставлена (согласен, нелепо) в фильмах “Демонское отродье” (Demon Seed) и“Сатурн 3” (Saturn 3). Ужас шестидесятых порожден представлением о технологиикак осьминоге – возможно, разумном, – который погребает нас заживо в волоките иинформационных системах, которые ужасны, когда действуют (“Проект Форбина”), ноеще ужаснее, когда ломаются. В “Штамме Андромеда”, например, небольшой клочокбумаги, застрявший в ударнике телетайпа, не дает звонку сработать, и это (вманере, которую, несомненно, одобрил бы Руб Юлдберг [131]) едва не приводитк концу света.

Наконец наступили семидесятые; их дух ярче всего был выраженв не очень хорошо исполненном, но задуманном с добрыми намерениями фильмеФранкенхеймера “Пророчество”, который удивительно напоминает фильмы о большихнасекомых пятидесятых (изменилась только первопричина) и в “Китайскомсиндроме”, фильме ужасов, объединившем все три основные разновидноститехнологических страхов: страх перед радиацией, страх перед экологией и страхперед вышедшими из-под контроля машинами.

Прежде чем закончить эту краткую характеристику картин,основанных на массовых страхах перед технологией, и извлечь из них эквивалентистории о Крюке (картины, адресованные луддиту, сидящему в каждом из нас),стоит упомянуть некоторые попадающие в эту категорию фильмы о космическихпутешествиях (только исключим из этого списка такие ксенофобные ленты, как“Земля против летающих тарелок” и “Таинственные” (The Mysterians))… Следуетотличать фильмы, которые сосредоточиваются на возможных дионисиевыхпоследствиях космических исследований (такие, как “Штамм Андромеда” или “Ночьживых мертвецов”, в которых спутники приносят на Землю опасные, но неразумныеживые организмы), от чисто ксенофобных картин, рассказывающих о вторжении изкосмоса, фильмов, в которых человечеству отводится пассивная роль, когда нанего нападает нечто вроде хомяков с неба. В фильмах такого рода технологиячасто выступает в роли спасителя (как в “Земле против летающих тарелок”, вкотором Хью Марлоу с помощью своего акустического ружья нарушает работуэлектромагнитных двигателей кораблей пришельцев, или в “Твари”, где Тоби и еголюди поджаривают межзвездный овощ вольтовой дугой): аполлониева наукауничтожает дионисиевых плохих парней с планеты X.

Хотя и “Штамм Андромеда”, и “Ночь живых мертвецов”рассматривают космические путешествия как реальную опасность, возможно, лучшийпример идеи об уме, опасно загипнотизированном песней сирены-технологии, мыимеем в “Подкрадывающемся неизвестном” (The Creeping Unknown), фильме, которыйпредшествовал обоим вышеупомянутым. В этом фильме, первом из критическипринятой серии “Куотермасс”, зрителю предлагают одну из самых необычных загадокзапертой комнаты: трое ученых-астронавтов отправлены в космос, но возвращаетсятолько один.., да еще кататоником. Телеметрия и присутствие всех трехскафандров как будто свидетельствуют, что ни один из астронавтов не покидалкорабль. Куда же они делись?

Оказалось, в корабль проник межзвездный “заяц” – этот приеммы еще встретим в “Это! Ужас из космоса” (It! The Terror from Beyond Space) и,конечно, в “Чужом”. Заяц поглотил двух товарищей выжившего космонавта, оставивот них только жидкую серую массу.., и, разумеется, этот заяц (нечто вродекосмической споры) вплотную занялся телом выжившего – Виктора Каруна, ролькоторого со страшным правдоподобием исполняет Ричард Уодсворт. В конце концовбедный Карун превращается в губчатый многощупальцевый ужас; его обнаруживают налесах Вестминстерского аббатства и там же уничтожают (в самый последний момент:оно уже собирается выпустить споры и произвести миллиарды себе подобных)сильным разрядом электричества.

Все это стандартная пища для фильма о чудовищах. Но мрачная,создающая сильное впечатление режиссерская манера Вал Геста и сам образКуотермасса в исполнении Брайана Донлеви (с тех пор другие-актеры в другихфильмах исполняли роль Куотермасса, но намного смягчали этот образ) поднимают“Подкрадывающееся неизвестное” на уровень, о котором и мечтать не могутсоздатели “Ужаса на пляже для пирушек”. Куотермасс – это ученый, которого можносчитать безумцем, а можно и не считать: в зависимости от вашего отношения ктехнологии. Правда, если он безумец, в его безумии достаточно аполлонического,чтобы сделать его таким же пугающим (и не менее опасным), как машущаящупальцами масса, которая недавно была Виктором Кару-ном. “Я ученый, а непредсказатель будущего”, – презрительно говорит Куотермасс робкому врачу, которыйспрашивает у него, что будет дальше; когда коллега предупреждает его, что, еслион откроет люк разбившейся ракеты, космические путешественники внутри могутсгореть, Куотермасс кричит на него: “Не говорите мне, что делать, а чего неделать!"

Его отношение к Каруну такое же, как у биолога к хомяку илимакаке-резус. “С ним все в порядке, – говорит Куотермасс о впавшем в кататониюКаруне, который сидит в чем-то, отдаленно напоминающем кресло дантиста, исмотрит на мир глазами черными и мертвыми, как угли, вытащенные из ада. – Онзнает, что мы стараемся ему помочь”.

И все-таки именно Куотермасс побеждает в конце – пусть дажеблагодаря слепой удаче. После того как чудовище уничтожено, Куотермасс грубоотстраняет полицейского, который нерешительно говорит ему, что молился обуспехе. “С меня достаточно одного мира”, – говорит полицейский; Куотермасс необращает на него внимания.