Одна из нас начала читать вслух. Тихо. Кто-то шевелил губами, кто-то шептал. Рой пчел жужжал информацию. «Как мы вчера уже подробно сообщали, бла-бла-бла, с территории бывшего пионерского лагеря имени Эрнста Тельмана, недалеко от Бад-Хайлигена… пропали девочки. По словам водителя Бруно Биндера… он не обнаружил ни девочек, ни руководительницу лагеря Инкен Утпаддель. Однако неподалеку от старого пионерского лагеря он нашел остатки лагеря под открытым небом. Так как этот лагерь не был достроен полностью, можно предположить, что его покинули уже спустя день или два…

Тридцатишестилетняя Инкен Утпаддель… находилась изначально с восемью девочками одна… Одна из девочек досрочно вернулась домой… По итогам опроса полиции было установлено… Уже в первую ночь руководители лагеря, а также личные вещи участниц исчезли… Атмосфера в целом была неприятной… Информация о других девочках отсутствует…

Бруно Биндер сообщил, что Инкен страдает диабетом второго типа и при отсутствии медикаментов у нее в любой момент может произойти инсулиновый шок… По его мнению, девочки, не оказав необходимую помощь… С самого начала производили впечатление готовых к применению силы индивидов… неуправляемая группа… следы борьбы… надписи кровью сатанинского содержания… более раннего происхождения… дети из близлежащих населенных пунктов могут… на данный момент сообщает местная полиция».

На фото – участок соснового леса под Бад-Хайлигеном. На сломанных воротах бывшего пионерского лагеря – красно-белая оградительная лента.

В пять утра начался дождь. Зарядил и не прекращался два дня.

– Дерьмо, – прокомментировала Иветта.

– Дождь, – поправила Рика.

Никто не засмеялся.

Я так и не научилась любить кофе, но все равно взяла кружку. Может, этот выброшенный кофе испортился? В каком же отчаянии надо быть, чтобы каждое утро опрокидывать в себя эту горькую жижу? Меня от него трясло. Правда, раз от разу все меньше. И уже, надеюсь, только изнутри. Может, это и есть тот самый эффект, от которого бодрит.

Антония сидела, прислонившись к стене туннеля, чесала Буги по светлому пузу и читала статью про нас. Рот у нее то открывался, то закрывался.

– Почему вы меня не разбудили? Опять я узнаю обо всем последней.

– Ты спала, – сказала я.

– Да, поэтому вы должны были меня разбудить.

– Ну не знаю. – Я отвернулась.

Антония читала дальше. Или все сначала. Статья не была уж очень длинной.

Фрайгунда сказала:

– Родители меня убьют.

– Меня из школы выгонят, – подала голос Аннушка.

– Это разорит фирму моей матери. И фирму отца. Он на них в суд подаст. На типов из газеты. Если против нас ничего нет, нельзя же писать такое дерьмо. Просто потому что Бруно что-то себе выдумал. Это клевета! Мы на него в суд подадим! Можно подать и групповой иск.

– Блин, да прекрати уже со своими судами! – сказала Бея. – Это же всё… – Она подняла руки и снова уронила их на колени. – Теперь нас ищут.

– Ты ж этого и хотела, – фыркнула Иветта.

– Нет, этого я как раз не хотела.

Антония встала.

– Эй! Инкен, может быть, умерла. А она сестра Иветты! – она показала на сестру сестры и снова села.

Две девочки пожали плечами. Мы же знаем, что мы ее не убивали. Значит, она все-таки должна быть жива.

А даже если и нет? То есть Инкен… никто ее не любил. Она заперла нас в сломанном сортире. Вместо ногтей у нее были когти, вместо глаз – щелочки, как у автомата для монеток, и смеялась она как тюлень.

– Она же не захотела быть моей сестрой. Пожалуйста, нет так нет, – сказала Иветта.

– Это ж неважно, хочет она или нет. Вы сестры, и все.

– Блин, Антония, у нас с ней общий отец. А он та еще сволочь! И, судя по всему, свой сволочизм он передал по наследству.

Некоторое время слышно было только дождь. Падающие массы воды.

А потом Иветта добавила:

– Я не верю, что она мертва.

– А что ты еще можешь сказать? Иначе было бы подозрительно. – Бея делала себе уже второй кофе. – Ты тут единственная под подозрением. Как сестра. И когда мы все были в умывалке, ты была с ней снаружи. Ты могла ей что-нибудь дать.

У Иветты распахнулись глаза и рот:

– ЧТО ДАТЬ? Это же чушь! Вы же все ее видели. Она стояла в луже и вопила. Со своими кошками. А я ушла вместе с вами. И когда я, по-твоему, могла успеть?..

Я бы с удовольствием дослушала окончание этой фразы. И когда я, по-твоему, могла успеть всыпать яд ей в суп? И когда я, по-твоему, могла успеть подменить ей лекарства? И когда я, по-твоему, могла успеть что?..

Я не думала, что Иветта способна на что-нибудь подобное. Хотя бы потому, что у нее никогда не было хорошего плана, или потому, что она бы уже давно проболталась. Я не считала ее виновной. И вовсе не потому, что верила в ее доброту и моральные качества.

– Меня так выбешивает, что ты меня подозреваешь! Прям руки чешутся волосы тебе поджечь, что ли!

– Тогда я на тебя в суд подам, – скорчила рожу Бея.

– А ну-ка, все детки в лесном детском садике быстренько успокаиваются, – сказала Рика нараспев, как воспитательница. – Глубоко вдохнули, выдохнули. А то сейчас пойдете успокаиваться на корень ярости.

Но Иветта продолжала кипятиться:

– Кроме того, ты сама под подозрением. У кого тут из нас есть деньги? Это ведь ТЫ заплатила за билеты и бензин. Откуда у тебя эти деньги?

– Тебя это не касается. Они у меня еще раньше были.

Антония снова встала:

– Это же безумие какое-то – подозревать друг друга!

И снова села.

– Ты хочешь обвинить нас в том, что мы друг друга обвиняем? – ухмыльнулась Рика.

– Черт, да прекрати ты! – прошипела Фрайгунда. – Нам шут не нужен!

– В Средневековье что, юмора еще не изобрели? Или в чем проблема?

Глаза Фрайгунды не предвещали ничего хорошего.

– Я удавлюсь, если ты не прекратишь. Руки на себя наложу.

– Знаешь, я вообще-то тоже твои дурацкие шутки не переношу, – сказала Иветта, – но если Фрайгунда от этого задушится, то, пожалуйста, продолжай нести чушь.

Рика вдохнула.

Фрайгунда взяла себя за шею.

– Прекратите! – закричала Антония. Вскочила. Выбежала из туннеля, взобралась по лестнице и исчезла.

Иветта стала материться. Поток слов на «п» и на «б».

– Иди за ней! – сказала мне Бея.

Как приятно выбраться наконец из туннеля! Пусть Иветта там матерится, Фрайгунда душится, Рика шутит над всем этим, а Бея устанавливает новые правила. Нужно ли спрашивать разрешения, перед тем как душишься? И вообще, можно ли задушить себя? Я удалялась. Наверху было очень светло. Белое небо. Серебряный дождь.