подавленные желания удовлетворяются в фантазиях. Как и полноценный невроз, фантазийное удовлетворение подавленного желания является "заместительным" удовлетворением - заменой того, что никогда не происходило, но на каком-то уровне в какой-то мере хотелось, чтобы произошло. Нам нравится играть подавленные желания или викарно наблюдать за их удовлетворением, пока мы избавлены от необходимости признавать, что именно это мы и делаем. Именно здесь арт-хоррор оказывается особенно эффективным. Ноэль Кэрролл (1990: 170) описывает этот процесс в следующих терминах. (Это только описание: как мы вскоре увидим, у Кэрролла есть свое, непсихоаналитическое, объяснение привлекательности ужасов).

 

[Согласно типичным психоаналитическим объяснениям] кошмар и фигуры кошмара, такие как вампир, т.е. сам материал фантастики ужасов, привлекают тем, что в них проявляются желания, в частности, сексуальные. Однако эти желания запрещены или подавлены. Они не могут быть открыто признаны. Отсюда и возникают ужасающие, отталкивающие образы. Они маскируют неосознаваемое желание. Они выполняют функцию камуфляжа; внутренний цензор не может обвинить сновидицу в этих образах, поскольку они ее преследуют; она находит их страшными и отталкивающими, поэтому нельзя считать, что она ими наслаждается (хотя на самом деле она ими наслаждается, поскольку они выражают глубинные психосексуальные желания, пусть и в муфтированном виде).

 

Идея заключается в том, что чувства ужаса, страха и отвращения, испытываемые зрителями, позволяют им викарно удовлетворять подавленные желания, не признаваясь себе в том, что именно это они и делают. (Конечно, я не наслаждаюсь этой частью фильма: она ужасна.) Чтобы достичь этого, нам нужен способ обойти то, что Кэрролл называет "внутренним цензором". Это несколько грубое выражение - "внутренний цензор" - относится к многочисленным и разнообразным операциям ума, когда он отвергает и дезавуирует потенциальные желания и хотения; операциям, которые сами по себе часто совершенно недоступны для нас. (Этот процесс обычно называют "подавлением", но здесь мы будем придерживаться более четкой формулировки). Процесс отвержения и дезавуирования потенциальных желаний в большинстве случаев является здоровым: это способ защиты нашего самовосприятия и самоудовлетворения, возможно, но также и способ построения надежной моральной идентичности. Бессознательные желания, как правило, не являются нашими самыми глубокими или подлинными желаниями (хотя они и реальны); они не являются самыми глубокими желаниями нашего "истинного Я". И отвержение и дезавуирование этих желаний не является (или не всегда является) способом, с помощью которого мы лжем себе о том, "чего мы действительно хотим". Согласно психоаналитическому пониманию нашей личности, мы не тождественны нашим бессознательным желаниям, мы являемся сложным продуктом сознательного разума (с его ценностями, обязательствами, силой воли, проницательностью, эмпатией, интеллектом и т.д.) и в значительной степени бессознательного и недоступного способа работы с источниками удовольствия, желания и действия.

 

Кэрролл весьма упрощает психоаналитические представления о том, каким образом должен быть задействован "внутренний цензор", чтобы мы могли наслаждаться зрелищем ужаса. Для того чтобы преодолеть тенденцию автоматически отвергать появление бессознательно дезавуированных желаний (даже не замечая, что мы это делаем), необходимо сделать довольно много вещей. Удовлетворение дезавуированных желаний должно быть каким-то образом замаскировано. Это помогает сказать себе, что ужасные образы преследуют нас, что мы не несем за них ответственности, что они нам отвратительны и неприятны. (Это позволяет нам наслаждаться зрелищем, прикрываясь убеждением, что на самом деле мы вовсе не наслаждаемся зрелищем ужасов как таковым. (Я получаю удовольствие от хорошего испуга в кино, но не от действительно ужасных моментов; я получаю удовольствие от хорошего испуга в кино, но ужасные моменты обычно нелепы и смешны до смеха; и т.д.). Помогает возможность сказать, что мы только играем, или смотрим фильм только для того, чтобы хорошенько испугаться, или потому, что история нас увлекает; и что иногда посмотреть фильм ужасов - это нормальная часть современной жизни. Лучший способ оценить стратегии маскировки удовлетворения подавленных желаний - это посмотреть, что происходит, когда они оказываются в тупике. Ниже мы утверждаем, что именно это и происходит в "Забавных играх".

 

В основе психоаналитических объяснений удовольствия от просмотра фильмов ужасов лежат два утверждения: (1) существование извращенных желаний (это не обязательно желания полноценного человека, с большой вероятностью они таковыми не являются) и (2) существование механизмов дезавуирования и отвержения, о которых мы чаще всего не знаем, но которые, тем не менее, можно обойти. Фильмы ужасов демонстрируют удовлетворение извращенных желаний таким образом, чтобы обойти механизмы дезавуирования и отвержения, и, следовательно, изображая удовлетворение таких извращенных желаний, доставляют зрителям удовольствие. Викарное удовлетворение подавленных желаний - это источник удовольствия, но только при соответствующих условиях. И для многих людей фильмы ужасов во многих случаях удовлетворяют этим условиям. Таким образом, психоаналитическое объяснение ужасов обращается к извращенному желанию в различных формах, к вуайеризму, фетишизму, мазохизму и садизму, чтобы определить, что в искусстве ужасов приносит нам удовольствие, чаще всего вопреки самим себе. Не стоит удивляться, что, например, иногда мы испытываем садистские наклонности (скажем, жажду мести), которые на экране находят кратковременное удовлетворение.

 

Насколько перспективен такой подход? Критики утверждают, что психоаналитическая теория кино основана на ненаучных и неправдоподобных психологических предположениях и что она слишком редукционистская. Однако описанная нами базовая схема - существование извращенного желания и неосознаваемых, во многом недоступных механизмов дезавуирования и отвержения - является очень общей интерпретационной схемой, совместимой со значительной частью современной психологии (более спекулятивные направления которой имеют свои собственные проблемы с поиском правдоподобных эмпирических оснований). Многие детали психоаналитической теории могут быть весьма спекулятивными и трудно поддающимися эмпирическому обоснованию, но основные ходы, которые делают психоаналитические теоретики, изучающие фильм ужасов, prima facie правдоподобны. Что-то в образе ужаса приносит удовольствие: это не случайный выброс адреналина, это, конечно, связано со смыслом образа и отношением к нему зрителя, и этот смысл - сама суть извращенного желания.

 

Некоторые критики психоаналитического подхода осуждают его обращение к "зверю внутри". Тудор (1997: 445), например, описывает этот случай следующим образом:

 

[В основе психоаналитического описания арт-хоррора лежит убеждение в том, что "человек гнилой в своей основе", будь то от природы или от воспитания, и что ужас резонирует с этой особенностью человеческого состояния. Жанр служит каналом для высвобождения скрытой в его пользователях жестокости. Если речь идет о модели катарсиса, то этот процесс считается полезным: предохранительным клапаном. Если же речь идет о модели артикуляции и легитимации, то жанр призван поощрять потребителей к их собственному ужасному поведению. В любом случае, привлекательность ужасов обусловлена их обращением к "зверю", скрытому в поверхностно цивилизованном человеке.

 

Однако на самом деле психоаналитические теории не объясняют привлекательность ужаса с точки зрения "зверя внутри". Психоаналитическая теория не предполагает, что человек гнилой до глубины души,