твоих профессоров. – Ну что же, Пауль догадывался. По крайней мере, решение отца не играть с ним в кошки-мышки делало ему честь. – Полагаю, ты и сам знаешь, каковы были отзывы, – продолжил Мельцер-старший.

– Явно не те, которые бы тебя устроили, – парировал Пауль с легкой усмешкой.

Отец никогда не был склонен шутить, а сегодня – особенно. Лицо было непроницаемым, он не начал рычать, как бывало раньше, – и то хорошо. Причина для ворчания у него была. Он полгода оплачивал сыну жилье и содержание, учебу и членство в студенческом объединении, где тот фехтовал, давал деньги на шпагу, экипировку, книги и прочее. И вот теперь узнал, что Пауль уже несколько месяцев не посещает лекций. Да и результаты письменных работ сына неудовлетворительные.

– И это все, что ты имеешь сказать?

Пауль весь подобрался. Ему давно следовало поговорить с отцом, но он все время откладывал. Глупо. Теперь у него была куда более слабая позиция.

– Нет, отец.

Он откашлялся. Снаружи раздался фабричный гудок, оповестивший наступление полудня и перерыв для части рабочих. Остальные пообедают позже, поскольку машины должны работать без перерыва.

– Дело в том, что, – начал Пауль, дождавшись, пока смолкнет проклятый гудок, – юриспруденция мне не подходит. Мне очень трудно запихать в голову все эти законы. Не книжный я человек, отец.

– Да что ты! – с едкой иронией заметил Мельцер-старший.

Он откинулся на спинку своего рабочего кресла и с прищуром наблюдал за сыном. Во взгляде читалось презрение, смешанное с разочарованием и праведным гневом.

Пауль с радостью бы встал из своего тесного кресла. Ему казалось, что стоя он говорил бы свободнее. А может быть, это просто желание укрыться от отцовского взгляда, которым тот буквально пришпилил его к стулу.

– Видишь ли, мне больше по душе электротехника. Интересны возможности, которые открываются благодаря ей, машины, новые изобретения. Уверен, скоро уйдут в прошлое паровые двигатели, отпадет необходимость даже в приводе для водяной турбины.

– В самом деле? – усмехнулся отец. – А я, знаешь ли, никак не разделяю твоей эйфории. Электротехника! Ты всерьез думаешь, что я поверю тебе и опять буду финансировать твою учебу?

Звучало как приговор. Но Пауль продолжил:

– Я уже присутствовал на нескольких лекциях по этому направлению, отец. Ни в какое сравнение не идет с зубрежкой сухих текстов законов, речь идет о технике будущего. Мы ни в коем случае не можем не учитывать эту тенден…

Иоганн Мельцер одним махом выпрямился в кресле.

– Послушай, Пауль, – перебил он взволнованную речь сына. – У меня нет ни времени, ни желания дискутировать с тобой. Отныне ты свои технические интересы будешь удовлетворять здесь, на фабрике. Я желаю, чтобы ты изучил все досконально – прядильное производство, ткачество, набивку тканей. Ты должен понимать каждый отдельный участок работы, каждый станок уметь обслуживать собственноручно, проводить профилактику, а при случае – и ремонт.

– Я не против, отец. Заводская практика – именно то, что мне нужно.

– Я не столько о практике думал, сколько об обстоятельном обучении. Ты не будешь играть в молодого хозяина, ты начнешь учеником под началом мастера. С восьми утра до шести вечера шесть дней в неделю.

Пауль был в бешенстве. То, что предлагал отец, не было похоже на обучение. Скорее, это был способ унизить, желание вытряхнуть из его головы всякую чепуху, свойственную маменькиному благородному семейству, поставить его туда, где много лет назад начинал он сам. С самых низов.

– И как же мне изучать устройство машин, если по десять часов в день я буду занят восстановлением порвавшейся нити!

– Так ты поймешь, что значит работать. Тяжелая работа, Пауль. Тот, кто собирается руководить фабрикой, должен знать, как себя чувствует простой рабочий. – Иоганн Мельцер взял очечник и открыл крышку. Этот жест означал конец разговора. – Обдумай мое предложение, потому что другого не будет. Предпочитаешь вести праздную жизнь, как твои благородные дяди, договаривайся со своей матерью. Но если однажды захочешь занять мое место, мне будет нужно доказательство твоих серьезных намерений.

– Мои намерения серьезны, отец! – в отчаянии воскликнул Пауль. – Но такое предложение никак не может…

В дверь торопливо несколько раз постучали:

– Господин директор! Господин директор! – В голосе Хофман звучали истерические нотки.

– Что такое? – проворчал Иоганн Мельцер. – Я разве не просил не беспокоить?

– В прядильной несчастный случай, господин директор!

Они услышали голос мастера Хунцингера, после чего Иоганн Мельцер встал с кресла.

– Несчастный случай? Кто-то пострадал?

Хунцингер взял на себя смелость пройти мимо Хофман и ступить на порог директорского кабинета, что свидетельствовало о серьезности положения. Его морщинистое лицо было бесстрастным, но седые усы топорщились. Несмотря на сильное волнение, он не забыл снять шапку.

– Молоденькую девчонку зацепило кареткой сельфактора, господин директор.

Иоганн Мельцер побледнел, перепугался и Пауль. Прядильные станки – сельфакторы – ужасные махины метров тридцать пять в длину. Они оборудованы кареткой, выезжавшей на несколько метров для натяжения и скручивания пятидесяти четырех нитей, которые затем превращались в прочную пряжу. Для выезда каретки требовалось от шести до восьми минут, затем она упиралась в железные буфера и с шипением и скрежетом быстро отъезжала обратно. Готовая нить наматывалась на бобину, после чего начинался следующий период скрутки. В момент отъезда каретки девушку, видимо, и затащило между кареткой и машиной.

– Ее… ее раздавило?

Хунцингер стоял перед директором, опустив голову, словно побитый пес. При этом было очевидно, что не он виноват в случившемся.

– Мы старались остановить каретку, – доложил он. – Но девочка уже застряла. Тогда я перерезал приводной ремень.

– То есть станок неисправен?

Хунцингер кивнул, сознавая вину. Ему лучше других было известно, что на фабрике задержка с поставками. Теперь встала еще одна машина…

Пауль выскочил в приемную:

– Зовите врача.

– Сию минуту, господин Мельцер… Вызвать врача, господин директор? – раздражаясь и заикаясь, спросил Хунцингер.

– Звоните медицинскому советнику Грайнеру! – скомандовал Пауль. – Шевелитесь. Чего ждете?

Секретарь беспомощно смотрела на всемогущего директора, вышедшего из бюро.

– Да делайте уже, что говорит мой сын! – проворчал Иоганн Мельцер.

– Конечно… Сейчас…

Пауль с отцом накинули пальто и побежали вслед за Хунцингером в прядильную. Первое, на что обратил внимание Пауль в прядильном зале, был адский шум от работающих машин, которые, несмотря на аварию, не остановили. Следующим впечатлением был полумрак, царивший в помещении: вероятно, из экономии не включали свет и довольствовались тусклым зимним солнцем. Но косые лучи едва освещали зал, к тому же окна шедовой кровли выходили на север.

– Где?

– Там, господин директор.

– Скажите людям, чтобы работали, а не таращились сюда.

– Будет сделано, господин директор.

Пауль и сам был взволнован, но успел заметить, что отец побелел