Рая опрометью кинулась в прихожую, глянула в «глазок»,увидела девицу с раскрашенными в разные цвета волосами, которая переминалась сноги на ногу около квартиры Карякина. Женщина схватилась за ручку, собираясьоткрыть дверь и высказать идиотке, шастающей в гости по утрам, свое мнение оней, и тут же услыхала стук и истошный вопль ребенка, отчаянно-несчастный,полный боли. Сообразив, что больная, скорей всего, скатилась с кровати иушиблась, Раиса, забыв о розово-зелено-синей девице, ринулась в спальню и насамом деле обнаружила ребенка на полу.

— Достал меня Карякин! — зло восклицала сейчасРая. — Я точно его звонок выдеру! На фига он вообще нужен, все равно ведьдверь не запирает, уродина вонючая…

Выплеснув гнев, Раиса шагнула в лифт и уехала, а я вошла вдлинный коридор квартиры Димона, прикрыла створку и крикнула:

— Вадим, вы где?

Карякин не отозвался, но меня его молчание не смутило. Япошла в кухню, громко приговаривая:

— Надеюсь, вы успели одеться? Это продюсер ДашаВасильева, я принесла вам аванс за сериал. Но прежде чем отдать деньги, хочувыслушать продолжение истории про Тришкина… Ау, господин Карякин!

На «пищеблоке» хозяина не оказалось. Я схватила со столасвой забытый здесь вчера телефон, заглянула в жилую комнату и увидела Карякина.Вадим спал на диване — лежал, подтянув колени к животу, лицом к стене, спинойко входу. В отличие от большинства алкоголиков он не издавал оглушительногохрапа. Вот мой бывший муж Генка, неисправимый пьяница, откушав водочки,смеживал веки и принимался выводить такие рулады, что со всех сторон прибегалис гневными воплями соседи — им казалось, что я включила ночью дрель и буравлюстены.

Кстати, вы никогда не задумывались над вопросом: почему внаших пятиэтажках такая слышимость? На первом этаже чихнут, с четвертогокричат: «Будь здоров!» Напрашивается лишь один ответ: стены сделаны изпрессованной бумаги. Ладно, пусть так, но тогда рождается следующее недоумениеколи перегородки картонные, то отчего в них невозможно проделать дырки, всесверла ломаются? Вот ведь странность! Похоже, нашим строителям удалось создатьнекий новый, замечательный материал, сквозь который чудесно пролетает любойзвук, даже легкий шепот, но при этом крепость у стен восхитительная, никартину, ни полку на нее повесить невозможно. Да, совсем забыла еще об одномсвойстве волшебного композита: если жилец все же прогрыз с неимоверным усилиемнеобходимое отверстие, то ни один дюбель не желает в нем держаться, постепенновыползает из стены и вываливается.

Я села на стул и позвала:

— Вадим, проснитесь.

Взгляд зацепился за письменный стол с выдвинутыми ящиками, вкоторых лежало всякое барахло. Да уж, не зря говорят, что рабочее месточеловека лучше всего расскажет об его характере: если в бумагах бардак, то и вголове мешанина. У Корякина столешница напоминала магазин сумасшедшегостарьевщика: рассыпанные скрепки, скомканные листочки, пара сломанных ручек иодинокая «мышка» на специальном коврике, а компьютера нет. Небось его нашвеликий прозаик пропил. Да и не пишет он давным-давно! Где ручки? Листы писчейбумаги? Рукопись?

Я вздохнула и снова громко сказала:

— Вадим, очнитесь!

Алкоголик даже не шевельнулся. Я безнадежно оперлась настол.

Проведя некоторое время около пьяницы Генки, очень хорошознаю: не правильный опохмел ведет к запою, если ханурик с утра превысил дозу«лекарства» и задрых, то вернуть его к нормальной жизни крайне трудно. И чтосейчас делать? Укатить домой, а потом вернуться? Но я могу не рассчитать времяи прибыть позже, чем нужно, — кто знает, когда Карякин способенпротрезветь и, придя в себя, утопать в поисках новой бутылки. Вечером Димон,скорей всего, приползет в свою нору совсем на бровях, и наш разговор вновьотложится. А мне требуется задать Вадиму много вопросов, причем к прежним,вчерашним, добавился новый: зачем сегодня к нему в слишком ранний час прибежалаСима Полунина? Отчего я решила, что именно она в восемь утра посетила Карякина?А у кого еще в Москве волосы колорированы в розово-зелено-синий цвет?

Внезапно я насторожилась. Какой-то новый, еще неоформившийся, вопрос зашевелился в мозгу… Но тут я увидела около диванаперчатку из розовой кожи и небольшую элегантную записную книжечку в переплетеиз крокодиловой кожи с прикрепленной к корешку крохотной ручкой.

Память услужливо развертывает картинки. Вот Сима входит вресторан и снимает перчатки, похоже, сделанные из кожи молочного поросенка. Авот мы сидим за столом, Полунина аккуратно заправляет за ухорозово-зелено-синюю прядь, потом открывает свою сумочку, выкладывает на столикэту книжку. «Давайте обменяемся телефонами, — говорит Сима. — Еслиречь пойдет о другом сериале, не о Тришкиных, с удовольствием прибегу накастинг, вот моя визитка».

Я встала, нагнулась, подобрала розовую перчатку, потомперелистнула странички книжки. Точно, не ошиблась, на букве Д имеется запись:«Дарья Васильева, продюсер».

Следовательно, Полунина была тут. Изменила внезапно своимпривычкам, вылезла из кровати раньше полудня и отправилась к человеку, скоторым, по ее словам, никогда более не желала иметь дело. Что заставилонеудачливую актрисульку поступиться принципами? Неужели это следствие нашегоразговора? Нужны ответы. Вот сейчас растормошу Карякина, а потом позвонюПолуниной.

Я сунула книжечку в карман, приблизилась к ложу, на которомспал алкоголик, и получила еще одно свидетельство пребывания Симы в этойквартире: к спинке дивана прицепились несколько розово-зелено-синих волосков.Наверное, Полунина сидела тут, откинув голову. И еще — на столе стояла пустаябутылка из-под дорогого коньяка французского производства. Думаю, ее принеслаСима, навряд ли Димон приобрел столь недешевый напиток. Хотя… Я отступила парушагов назад, взяла стеклянную емкость, понюхала и усмехнулась. Ну, это пойлоКарякин мог купить и сам, данная бутылка прибыла отнюдь не из Франции —типичная подделка. Непосвященный человек кинет взгляд на этикетку, увидитнадпись «Made in France», уважительно покачает головой, подумав: отличныйнебось коньячок, французы-шельмы, говорят, умеют его производить. Купит такойнаивный гражданин бутылочку, принесет домой, откроет, попробует и воскликнет всердцах: «Ну и гадость этот их коньяк, лучше нашей российской водки ничегонет».