как современные ученому философы Декарт и Лейбниц стремились построить умозрительную систему, искажающую божественное мироздание. Исаак Ньютон видел в книгах, приписываемых Гермесу Трисмегисту, как бы христианство до Иисуса Христа, существовавшее вне библейской традиции, ведь Господь Вездесущ. С другой стороны, он очень критически высказывался о розенкрейцерстве, поскольку оно уводило слишком далеко от Христа и Священного Писания.

Незримая нить, исходившая из Иерусалимского Храма

До сих пор многие исследователи гадают, почему Исаак Ньютон столь усердно занимался Иерусалимским Храмом, его формой, пропорциями и внутренним убранством. Вряд ли можно объяснить это простым ученым любопытством. По случаю 300-летия со дня рождения Исаака Ньютона выдающийся английский экономист Джон Мейнард Кейнс (1883–1946), известный своей разоблачительной объективной критикой основ марксистско-ленинской экономики в Советской России, в своей речи высказал мнение, что тот являлся скорее «иудейским монотеистом школы Маймонида», нежели унитарианским арианином. В этой связи возникает логичный вопрос: если бы такое оказалось возможным, то зачем тогда Исааку Ньютону критиковать один из главных христианских догматов в версии Западного христианства? Вряд ли мы найдем иудея или мусульманина, желающего исправить христианство: обратить в свою веру – да, но исправить, приведя его к истоку, убрав языческие наслоения исторического времени… Да и как можно утверждать о склонности Ньютона к иудаизму по тому лишь факту, что у него, знающего иврит, находились в библиотеке иудейские сочинения. Это все равно, что обвинять в переходе в ислам православного миссионера, обнаружив в его книгах «Коран». Тут дело, как нам представляется, совсем в другом.

Мы полагаем, что закон всемирного тяготения располагает своей обратной стороной, иными словами, обладает своим измерением, выходящим за рамки наших ощущений, которым можно объяснить воздействие тонких тел друг на друга. Речь идет о частотных вибрациях и существовании таинственного агента, связывающего одни тела с другими, если угодно, симпатической нитью. Здесь речь идет не о пятом элементе, эфире, но скорее уже стоящем за ним эфире эфира. Исаак Ньютон его называет menstruum – универсальный растворитель и преобразователь, посредничающий между материальным, астральным и духовным миром, обеспечивающих взаимодействие абсолютных времени и пространства с относительными временем и пространством, символическая фигура которого – гексаграмма или звезда Давида. Собственно, этот преобразователь наполняет собой пространства, служа Единому Святому для сотворения миров и существ как на ноуменальном, так и феноменальном плане. Природа менструума божественная и световая. Гениальный британец считал, что местом сосредоточения этой субстанции некогда являлся Иерусалимский Храм со своей Скинией Завета. Древние израильтяне называли ее Шехиной или Присутствием Божиим, на чем и основывается монотеистический пантеизм Исаака Ньютона, в отличие от стихийного пантеизма Баруха Спинозы. Эта субстанция контрапункт всей теологии Ньютона: она ее выстраивает в определенный гармонический ряд. В легендарные времена Первого Храма Шехина иногда возникала над Скинией в виде злато-белого облака, проявлявшегося при каждении Святого Святых. Отсюда неподдельный и даже практический интерес Исаака Ньютона к Иерусалимскому Храму, абсолютно не имеющий отношения к современному для него иудаизму, при всем уважении последнего с его стороны. Стало быть, собираемые Исааком Ньютоном сведения по пропорциям и размерам Иерусалимского Храма напрямую сопряжены с его попыткой, пусть даже и ментальной, реконструировать его для привлечения туда Шехины. Ньютон всю жизнь трудился над синтезом христианской теологии с герметической доктриной, чтобы создать единую теорию, объемлющую все знания – вот почему такое важное место в его деятельности занимает алхимия с оперативной и философской точек зрения. Да и золотое сечение, в высшей степени засвидетельствованное в Иерусалимском Храме и Святой Софии Константинопольской, он ставит в прямую зависимость от воздействия Шехины, ее сотрудничества с людьми, пусть даже она безличностная и текучая сущность, поддерживающая всеединство нашего мироздания. Христиане ее понимают, как благодать Святого Духа, пока она не отнимется от мира, мир будет существовать. Ньютон ее разумел в гиперфизическом смысле. Крайняя ее разреженность ведет к религиозному, нравственному, культурному и цивилизационному упадку, тогда как ее концентрация, наоборот, к подъему религии, наук, искусств и взаимоотношений между людьми. Что необходимо для последнего. Жить по заповедям Божиим и по Декалогу, данному в Священном Писании, отвращаться от всякого язычества и идолопоклонства. По своему жестокосердию и уклонению в идолослужение Израиль был лишен ее средоточия в Храме и уведен в Вавилонское пленение более чем на полвека. Впредь Шехина не пребывала в отстроенном для нее доме, а позднее, рассредоточившись в мире, достигла своей вящей плотности в общинах первенствующей Христианской церкви.

Ньютон в образе божественного геометра, рисунок Уильяма Блейка

От нее зависит способ притяжения людей друг к другу, ведь подобное притягивается к подобному, как возвышенное к возвышенному, а низменное к низменному. Льнут друг другу люди с приблизительно равной вибрационной частотой универсального Преобразователя и отталкивают один другого люди с разной вибрационной частотой. Представляется, что бывший студент мехмата МГУ Василий Кирпичников вошел в вибрационный диссонанс со своей женой и по благожелательности своей натуры сделал ложный выбор, стоивший ему и жизни, и научной карьеры. Не следует сильно поддаваться чьему бы то ни было влиянию: в этом мире мы ходим опасно. Таким образом, от плотности или умаления Шехины зависят симпатические и антипатические сопряжения между людьми и всем сущим. Из всего этого и складывается по Исааку Ньютону оборотная сторона открытого им закона всемирного тяготения. И как тут не вспомнить стихотворение Бориса Савинкова (В. Ропшина) от 1911 года:

Откровение св. Иоанна гл. 25

Когда безгрешный серафим

Взмахнет орлиными крылами,

Небесный град Иерусалим

Предстанет в славе перед нами.

Ни звезд, ни солнца, ни луны.

Светильник града – Ангел Божий…

У городской его стены

Двенадцать мраморных подножий.

Смарагд, и яспис, и вирилл.

Богатствам Господа нет счета…

Но сам архангел Гавриил

Хранит жемчужные ворота.

Я знаю: жжет святой огонь,

Убийца в град Христов не внидет,

Его затопчет Бледный Конь

И царь царей возненавидит.

Ожог Заира

У Хорхе Луиса Борхеса есть новелла «Заир», вышедшая в сборнике «Алеф» от 1949 года и посвященная вещи, главным свойством которой является неизгладимость, то есть которую невозможно забыть. В переводе с арабского слово Заир обозначает явленное, проявленное, незабвенное. Для Борхеса Заиром служила монета в двадцать сентаво; Захиром звали тигра; слепого из мечети в Суракарте, которого верующие побивали камнями; Захиром называлась астролябия, которую Надиршах велел забросить в морские глубины; в тюрьмах Махди это был маленький, завернутый в складки тюрбана компас; в кордовской мечети им