Отцу, de facto вводя субординацию в Святую Троицу, но Дух Святой у него по-прежнему оставался связанным с Сыном, исходя из традиции западной, в том числе англиканской, антиарианской теологии, на чем и основывается терзающее его противоречие, а отсюда уже уклонение в сторону линейного, а не иерархического монархианства, представленного в вышеприведенном отрывке святителя Григория Богослова.

«Иоаннова вставка» отсутствовала в ранних русских изданиях Священного Писания и появилась в русском синодальном переводе Библии, звуча следующим образом: (5:7) «Ибо три свидетельствуют на небе: Отец, Слово и Святой Дух, и Сии три суть едино»; (5:8) «И три свидетельствуют на земле: дух, вода и кровь; и сии три об одном». В новом русском переводе Российского библейского общества фрагмент (5:7) вычеркнут, а текст восстановлен по самым древним греческим манускриптам: «… есть три свидетеля: Дух, вода и кровь»; и в комментарии сказано, что вариант Синодального перевода основан на более поздних рукописях (Новый Завет. М., РБО. 2003. С. 541). Исаак Ньютон полагал, что авторство вставки принадлежало блаженному Иерониму Стридонскому. Она впервые вошла в канон только в 1515 году благодаря великому инквизитору и главе испанской церкви кардиналу Франсиско Хименесу де Сиснеросу, доверенному лицу короля Фердинанда Католика, под влиянием позднего греческого манускрипта, исправленного, в свою очередь, по латинскому тексту. Здесь расследование Ньютона безупречно: ученый приходит к выводу, что вставка прерывает понятный до сих пор текст Священного Писания, искажая его смысл. Точку зрения гениального британца в отношении данной апокрифической вставки разделяли маститые современные текстологи-библеисты, среди которых католик Раймонд Браун (1928–1998), протестанты-пресвитериане Уильям Баркли (1907–1978) и Брюс Мецгер (1914–2007), с одной лишь оговоркой: ныне принято считать, что ее автором являлся не блаженный Иероним, а ересиарх Присциллиан, епископ испанского города Авилы.

Второй фрагмент по Синодальному переводу с выявленным Ньютоном искаженным словом, отмеченном нами курсивом, передан так: «И беспрекословно – великая благочестия тайна: Бог явился во плоти, оправдал Себя в Духе, показал Себя ангелам, проповедан в народах, принят верою в мире, вознесся во славе». Здесь Ньютон демонстрирует, как посредством легкого изменения греческого текста с прибавлением к греческому местоимению ὃς (Тот, Который) двух букв θε получилось θεός (Бог). Как справедливо обобщает затем ученый, ранним отцам Церкви не был известен подобный вариант текста. Вот почему в нынешнем переводе Российского Библейского общества искажение исправлено в соответствии с критикой Ньютона: «Да, бесспорно, велика тайна нашего богопочитания: это Тот, кого Бог явил в человеческом теле, кого Дух оправдал, кого видели ангелы, о ком возвестили народам, в кого поверили в мире и кто вознесен был во славе».

И все же христология Исаака Ньютона не представлялась чем-то постоянным и статичным, а эволюционировала с десятилетиями, начиная с конца 60-х гг. XVII столетия от убежденного арианства через монархианство в начале XVIII столетия и заканчивая признанием с оговорками богословского термина «единосущный», если не в духе Афанасия, то определенно в духе Евсевия Никомедийского, крестного отца императора Константина Великого, в последний период жизни ученого. К началу XVIII столетия относится поистине глубокое и проникновенное высказывание Исаака Ньютона об Арии и Афанасии Великом, приводимое его биографом Фрэнком Мэньюэлем и свидетельствующее в данном случае о вящей близости позиции британского гения евсевианской теологии омиев, считавших, что Сын Божий во всем подобосущен Отцу:

«Оба они запутали церковь метафизическими мнениями, которые выражали на новом языке, не известном из писаний. Греки, чтобы сохранить церковь от этих нововведений и метафизических сложностей и положить конец вызванным этим проблемам, на нескольких своих соборах анафематствовали новый язык Ария и вскоре смогли отказаться от нового языка омоусиан и вернуться к языку Писания. Омоусиане сделали Отца и Сына одним Богом по метафизическому единству сущности; греческие церкви отвергли все метафизическое богословие Ария и омоусиан и сделали Отца и Сына единым в монархическом единстве, единстве по владычеству. Сын получает все от Отца, подчиняясь ему, исполняя его волю, сидя на его троне и называя его своим Богом, причем есть только один Бог, Отец, так же как есть царь со своим вице-царем, но при этом только один царь… И поэтому Отец и его Сын не могут называться одним царем по своей единосущности, но могут называться одним царем по единству владычества, поскольку Сын вице-царь при своем Отце. Поэтому Бог и его сын не могут быть названы одним Богом по единосущности» (см. Manuel F. E. The Religion of Isaac Newton. – Oxford: Clarendon Press, 1974. – 141 p.).

В этой связи отметим следующее. Христология Ньютона своеобразная и отличается как от взглядов отцов (омоусиан) Первого Никейского собора 325 года, так и ариан, причем в довольно значительной степени она мотивирована личным отношением Исаака Ньютона к роли, сыгранной Афанасием Великим в религиозных спорах IV столетия, и последующей фальсификации библейского текста автором Вульгаты Иеронимом Стридонским (345–419): потрясающая мысль, находящая отклик у современных греческих православных богословов, ставшая магистральным направлением концепции бывшего миллиардера, а ныне фермера Германа Стерлигова! С другой стороны, исходя из слов Исаака Ньютона, Восточная церковь затем вернулась к монархианскому пониманию Святой Троицы, а тенденции дальнейшего пагубного развития Западной церкви были заданы двумя вышеупомянутыми отцами: благодаря первому из них как бы позволялось искажение, а второй применил его уже на тексте Священного Писания. Далее, как свидетельствует Исаак Ньютон, нигде в Библии имя Бога не обозначает более, чем одно из лиц Святой Троицы одновременно, а если оно не уточняется, то разумеется Бог Отец. Сын подчиняется воле Отца, признавая Себя меньше Его (Ин. 14:28), и только Отец обладает самодержавным ведением грядущего. Последнее никак не умаляет того, что Христос есть Сын Божий. Всемогущество Бога Отца не ограничивает господство Христа, но проявляет производный и порожденный характер его власти. У обоих лиц Святой Троицы общие атрибуты, но имеющие разную природу – у Сына они исходят от Отца. Разве это не то же, о чем говорит в своей Беседе 29 святитель Григорий Богослов? С другой стороны, единосущность обоих лиц Святой Троицы для Ньютона равноценна многобожию и язычеству, в которые и уклонилась Римско-католическая церковь. Как считает биограф британского гения Фрэнк Мэньюэл, неоднократно встречающуюся в его рукописях фразу «человек Христос Иисус» (1Тим. 2:5) не следует рассматривать в смысле деистических воззрений XVIII столетия, согласно которым Иисус являлся всего лишь одним из пророков. Согласно Ньютону, Он – Мессия, Божественный Логос, единственный Посредник между Богом и человеком: без Него невозможно спасение и связь с Богом Отцом, и Он после Воскресения и Вознесения предуготавливает избранным свои обители в отдаленной части вселенной. Как видим, здесь нет никакого социнианства, в