— Постараюсь. Сейчас я тебя развлеку, хочешь?

— Давай.

— Первый раз она влюбилась в специального корреспондента одного известного издания. Я забыла какого, но это не важно. Он — журналист с именем, из Франции вернулся, она — только-только МГУ закончила. Любовь вспыхнула безоглядная. Она на него смотрела как на икону. Он женат, конечно, но тоже увлечен. Ленка жила на жалкую зарплату с больной матерью пенсионеркой, а он — матерый журналюга с приличным окладом и хорошими гонорарами. Так что эта гнида делала? Пригласит Лену к себе домой, пока жены нет, и начинается цирк. Сначала он ее, извини за выражение, отдерет, как следует, в царских аппартаментах, на роскошной кровати белого арабского гарнитура, — я забыла сказать, он жил, да и сейчас живет, в знаменитом «доме на набережной», где Театр эстрады, а потом начинает наряды жены показывать. Подведет к зеркальному шкафу, дверцы раздвинет и говорит: это Верочкина норковая шубка, это костюм из Парижа я привез, а это платье английское приятель недавно переслал со знакомым дипломатом. Это то, это се. А у нас в ту пору не то что платья английского, трусов приличных не купишь. А Ленка потом идет домой и слезы от унижения глотает по дороге. Бедная церковная мышь. Думаю, у этого мужика с психикой было не все в порядке. Как тебе этот рассказик?

— Нормальный. — Артем всматривался в Лерино лицо, ставшее ожесточенным. Такого презрительного выражения в ее глазах он еще не видел.

— Эта история давняя, из времен развитого социализма, продолжала Валерия. — Господа капиталисты тоже недалеко ушли. Прошлой весной Ленка опять засияла: влюбилась. Все уши мне прожужжала, бизнесмен, бизнесмен… Летом пригласил ее поехать с ним вдвоем на недельку отдохнуть. Порадовалась за нее: расслабится человек, получит положительные эмоции.

— Отдохнула?

— Лучше некуда. Она от него сбежала. Когда ко мне ворвалась, я испугалась, подумала, случилось что-то серьезное. Злая, как черт, лицо перекошено. Господи, говорит, есть ли вообще на свете щедрые мужики, которые цветы дарят, подарки?! Да черт с ними, с подарками, обойдусь, хотя бы отношение нормальное было. Ждешь праздника, а получаешь… Ты думаешь, говорит, чего я удрала? Рассказывать стыдно. Противно все и обидно. А, главное, как будто я с него чего-то требовала. Нет, сам заладил, как в песне: «с неба звездочку достану и на память подарю». Таких идиоток, как я, надо учить и показывать по телевизору для рекламы. Чтобы другим неповадно было.

— Лихо про мужиков.

Лера смутилась.

— Ты не думай, и Ленка, и я — мы нормальные женщины, просто очень противно, когда к тебе относятся потребительски. Знаешь, как хочется иногда праздника, чтобы тебе цветы дарили…

— Насчет цветов я, извини, не подумал.

— Да что ты, — замахала Валерия руками. — Тебе ничего нельзя говорить, оказывается, все воспринимаешь на свой счет.

Она заглянула в его глаза и сказала:

— Артем, я видела, что ты почему-то заинтересовался моими серьгами. Еще в тот вечер в ресторане, когда их увидел, хотел про них расспросить, верно?

Беглов, расслабившись после рассказа Валерии про свою подругу, посуровел.

— Верно.

— Это бабушкины серьги. Все, что осталось от ее гарнитура. Еще были брошь, кулон и перстень, они после смерти бабушки Даши моей маме достались. Кулон и перстень мать носила, серьги нет, на них застежки слабые, боялась потерять. Когда самолет разбился, на ней тоже кулон с перстнем были надеты…

— А брошь?

— Бабушку обокрали в сороковом году. Она в тот вечер поехала в театр, серьги, кулон и перстень на ней были. Брошку не надела, потому что та к платью не подходила. Это уже родители рассказывали. Кое-что в квартире еще взяли из драгоценностей, но бабушка больше всего по брошке из гарнитура убивалась. Фамильная реликвия. Да, картину в тот вечер украли, — вспомнила Валерия. — С дарственной надписью самого художника. В семье ею очень дорожили. Бабушка говорила, что какое бы плохое настроение у нее ни было, подойдет, посмотрит несколько минут, пообщается, и все как рукой снимет. Легкий, весенний пейзаж. Бабушка его своим талисманом считала. Когда умирала, все про него спрашивала, родителям что-то наказать пыталась.

— Чья картина?

— Акварель Серова.

— Понятно, — пробормотал Беглов.

— Серьги бабушкины я берегла, думала, когда совсем прихватит, дышать нечем станет, тогда продам. Всего два раза в жизни их надевала. В тот вечер в казино хотела тебя поразить.

— Тебе это удалось, — очень серьезно сказал Артем.

В его голове мгновенно начался отсчет. Тихарь в сороковом году пацаненком был. Не мог он совершить такую кражу. Он в Москву в сорок втором или в сорок третьем приехал, сам говорил, вспомнил Артем. Значит…

Он наполнил рюмки коньяку.

— Лера, мне пора. Давай на посошок.

Они молча выпили.

— Устала, — она потянулась, халат распахнулся.

Полураздетый Артем подошел к ней и обнял нагое тело, просунув руки под халат.

— Иди поспи.

— Я думала, ты останешься. — Жалобно сказала она. Ее глаза были грустными.

— Не сегодня. Как смогу, позвоню.

Она наблюдала, как он одевается. На душе стало тоскливо.

В холле, стоя уже в пальто, он повернул ее к себе.

— Ну?

— Ничего, нормально все. — Она прижалась к нему и попыталась улыбнуться.

— Вот и хорошо, что нормально.

— Завтра, вернее, уже сегодня, приглашу свою Лену, а то муторно как-то и неуютно.

— Пригласи.

Он направился к двери.

— Подожди, — остановила она его. — Я давно хотела сказать про Яковлева Юрия Петровича. Ты ему не доверяй, он очень хитрый и подлый. Он тебя боится, но продаст при первой возможности. Я чувствую…

Артем, отъезжая в «мерседесе», который ждал его во дворе, думал о последних словах Валерии про Петровича. У женщин чутье особое, но в ближайшее время ему будет не до Яковлева. Сейчас надо дожимать человека, который может дать информацию о том, кто замахнулся на империю Артема. Это первое. Второе. Он уже знал, к кому придется обращаться за сведениями о трудовой деятельности Тихаря времен начала сороковых годов. Этого человека звали Гнус. Он орудовал в банде Шпака, куда после смерти Креста прибился Тихарь.

Гнус был жив полгода назад. Артем надеялся, что он и сейчас не помер. Тот мог рассказать много интересного.

Но, глядя через автомобильное стекло на ночной притихший город, Беглов думал не только о делах. Его руки помнили тепло молодого страстного тела Валерии. При этом воспоминании сладостная волна прокатывалась изнутри. Он, хорошо зная себя, прекрасно осознавал, насколько это серьезно.

Когда он говорил сегодня ночью, что она может уйти от него, если захочет, он говорил совершенно искренне. Но даже в тот момент понимал, что сделает все, чтобы Валерия осталась с ним. Крепко она его зацепила, такого с ним не было никогда. И дело было не только в ее женской привлекательности. Впервые после бурно проведенной с женщиной ночи он захотел увидеть ее снова. Ночь с Валерией только раздразнила аппетит. Он почувствовал ее азартную, страстную натуру. Девчонка еще по сравнению с ним, только жить начинает после всех своих мытарств. Он хотел, чтобы она узнала, что такое успех. Артем понимал, какие сложности ждут их впереди, но ничего не мог с собой поделать. Она была нужна ему, вся, без остатка. Ни с кем ему не было так хорошо, как с ней, и никогда никакую женщину он не хотел так сильно и страстно, как ее.