Бетт фыркнула, заправила под чепчик выпавшую прядь волос и заметила:

– А что ж, май – самое время для этих дел.

Отец в ответ лишь сердито кашлянул.

– И хорошенько проверь, – велел он Дэниелу, – как там тот вол, который вроде бы захромал. Вчера нам всем так показалось, так что моли Бога, чтобы он поправился. Мне больную скотину держать не по карману.

– Обязательно проверю, – пообещал Дэниел, подавая Бетт требуемый кусок ткани; он был даже рад, что разговор снова свернул к фермерским делам. Его вполне устраивало, что Бетт и отец считают, будто он по ночам развлекается с какой-то местной девчонкой, которая наверняка скоро ему надоест. Хотя на самом деле он даже представить себе ничего подобного не мог. Самое близкое – и довольно нерешительное – знакомство с радостями плотской любви произошло у него под руководством все той же Бетт, но случилось это уже довольно давно, потому что Бетт вскоре надоели и эти встречи украдкой, и неумелые ласки Дэниела.

С Сарой все было совершенно иначе; Дэниел чувствовал такое единение с ней, что, казалось, даже сама суть их обоих начинает сплавляться воедино. Даже мысль о том, чтобы расстаться с Сарой, была для него невыносима; это было бы все равно что оторвать кусок от самого себя. А ведь они еще даже не начинали изучать ту страну телесных наслаждений, в которую Бетт некогда столь охотно приоткрыла ему дверь.

Взяв собранную корзину, Дэниел поблагодарил Бетт и поспешил выйти из дома, пока снова не посыпались вопросы и насмешки насчет его ночных похождений.

Он вел волов на поле, то и дело останавливаясь и терпеливо выжидая, пока упрямые животные, не желавшие подчиняться его приказам, закусывали свежей листвой у зеленой изгороди. Впрочем, волов он уже осмотрел, выяснил, что ни один не хромает, и вздохнул с облегчением, зная, что обрадует отца этим известием. Да и спешить ему было некуда. В утреннем воздухе смешивались запахи цветущих деревьев, сена и навоза, в ясном небе посверкивала убывающая луна, еще не готовая уйти на отдых. Он стоял и думал о том, что когда-нибудь и ему выпадет счастье исследовать ту белую реку, какой ему всегда представлялась плоть Сары, скрытая под одеждой.

– Она чудесная девушка, верно? – раздался у него над ухом чей-то голос. Преподобный Уолш.

– Я… Кто?

– Та юная чаровница, что полонила твое сердце.

На мгновение Дэниелу стало не по себе: ему показалось, что священник и в самом деле обладает божественной способностью читать чужие мысли. А может, виноват он сам? Может, он настолько увлекся, что невольно высказал свои крамольные мысли вслух? Утратив дар речи, он тупо, как вол, уставился на Уолша, тогда как настоящие волы, наевшись, уже начинали нетерпеливо перетаптываться.

Священник подошел ближе – настолько близко, что Дэниел с трудом подавил инстинктивное желание от него отодвинуться, – и, положив руку ему на плечо, сказал:

– Милая девочка во всем мне призналась. Я искал тебя, чтобы сообщить, что именно мне предстоит стать вашим спасителем и, по воле Господа, проложить вам путь к свету и любви. Я… я, собственно, давно уже тебя здесь поджидаю.

Все это он произнес почти скороговоркой, так что Дэниел почти ничего не успел понять. Значит, Сара призналась священнику? Однако странно. Каким образом их пути могли пересечься? Не говоря уж о том, что вряд ли Сара стала бы открывать сердце малознакомому человеку. Она никогда даже не упоминала об Уолше. Они с Дэниелом никогда и никому из внешнего мира о своей любви не рассказывали, тем более членам своих семей. И до сегодняшнего утра Дэниел был совершенно уверен, что Сара никому об этом и не скажет.

– Вы, несомненно, выбрали для себя тернистый путь, сын мой, однако я для того и существую, чтобы помочь вам, вмешавшись в это дело и выступив на стороне влюбленных и, разумеется, на стороне всемилостивого Господа нашего, ибо Он намерен соединить вас, чистых душой и телом, и помочь вернуться в лоно семьи тем, кто до сих пор пребывал в числе изгоев.

Дэниел молчал и, прищурившись, вглядывался в лицо священника, но видел его плохо. Яркий свет солнца, находившегося как раз за спиной у преподобного Уолша, слепил его. Плохо понимал он и смысл тех слов, которые только что услышал, и это его тревожило. Тревога Дэниела передалась и волам, и они тоже забеспокоились. И священник наконец-то умолк и чуть отступил назад.

– Я не… – Дэниел не договорил и с опаской огляделся. Рядом никого не было, подслушать никто не мог, но он все же понизил голос: – Так Сара вам призналась?

Уолш с энтузиазмом закивал:

– Это так, так, и я был очень впечатлен и ее признанием, и тем, как к нему отнеслись ее родные. И я очень рад, что она сумела выбрать того единственного, который обладает самыми лучшими человеческими качествами – добротой и чистотой души. – На лице священника расцвела широкая улыбка, но довольно быстро погасла, и он сказал: – Впрочем, имеются и определенные трудности, о которых ты и сам, конечно же, догадываешься. Но я поговорю с твоим отцом, и мы, безусловно…

– С моим отцом? – И Дэниел невольно шагнул к священнику, вытянув вперед руку и словно пытаясь его от этого поступка удержать. Он сразу представил себе, в какую ярость придет отец, узнав, кого его сын выбрал себе в жены. Сару, эту отщепенку из семьи изгоев! После этого на ферме им будет делать нечего. Значит, остается только лачуга Хейвортов. Значит, придется жить в нищете, питаться чужой пахтой и все время видеть этого проклятого дьяволенка. Дэниел сглотнул застрявший в горле тошнотворный комок и воскликнул: – Нет, пожалуйста, не делайте этого!

Преподобный Уолш, страшно смущенный, только головой покачал:

– Но тогда как же нам убедить твоего отца, что этого союза желает сам Господь?

– Я не думаю… Вряд ли его вообще можно будет убедить.

Воцарилось молчание, лишь недовольно мычали волы. Один из них опорожнил кишечник прямо к ногам священника, но тот, словно ничего не замечая, грозно спросил:

– Значит, ты просто играешь с этой девушкой? Водишь ее за нос, используя для ночных услад, а потом бросишь? Я был более высокого мнения…

– Нет, нет, что вы! Я… мы хотим всегда быть вместе. Но я… пока не знаю… как все это устроить. Да мы и сами пока не так уж много нашу будущую жизнь обсуждали.

– Ты боишься, что твой отец ваш брак не одобрит? – напрямик спросил священник.

Между ними в воздухе висел, гудя, толстый неповоротливый шмель. Потом он перелетел на цветущую крапиву, и Дэниел, проследив за ним взглядом, сказал:

– Я не просто боюсь. Я совершенно уверен, что мой… Нет, мой отец никогда этого не допустит!

– Но ведь теперь у тебя есть я. И я непременно постараюсь вас защитить. Постараюсь убедить его. Я знаю, что самим Господом был избран, чтобы решить эту задачу, а значит, неудачу я никак не могу потерпеть.

Пребывая в полнейшей растерянности, Дэниел тем не менее понимал, что ему нужно немедленно остановить священника.