— Как у тебя с этой, как ее, Мамой, что ли? — вдруг с любопытством поинтересовался Владислав Иванович.

«Так вон что волнует его», — подумал с горечью Сомов, с интересом разглядывая старого приятеля: как и прежде, моложавый, хорошо сохранился. Время от времени они перезванивались, но встречались редко.

— Да никак. Сидит в Лефортово на кефире, как говорят, бережет здоровье, — стараясь быть спокойным, шутливо заметил Сомов. — «Всего они сейчас боятся, даже собственной тени. Я как в капкане, а они — не дураки — это понимают».

Владислав Иванович капризно поджал губы, посмотрел пристально на Сомова.

— Вот что, Валерий Петрович, а что, если тебе поехать главой администрации? По-старому — губернатором. Пойдешь? Хлебнешь там свежего воздуха. Сейчас это модно, почетно. Сам президент назначает. А когда вернешься — много воды утечет. Глядишь, и про Маму забудут.

«Не морочь мне голову, — сказал себе Сомов. — Ты не за меня боишься, за себя — потому и отсылаешь меня подальше».

Сомов выжидательно молчал.

— Ну, что скажешь? Если согласен, то закрутим быстро. Важно твое желание.

«Главное, не пузыриться», — опять подумал Сомов.

— Хорошо, — сказал он. — Возможно, это и верный ход. Но дай еще, Владислав Иванович, подумать…

— Подумай. Я жду твоего звонка.

Они дружески распрощались, и Сомов, спустившись на лифте вниз, раздумывая по пути, сказал себе с досадой: «Тебя выгоняют, а ты не торопись…»

Уже в машине Сомов решил было поехать на дачу. Но потом быстро передумал. После того как он приватизировал дачу, начался кошмар: около дачи пикеты с лозунгами «Долой доморощенных буржуев!», в газетах лай собачий — какой черт его надоумил это сделать? Пусть там сидит жена и, запершись от мира сего, смотрит любимый ею телевизор: «Богатые ведь тоже плачут».

Куда мне поехать?

Домой — ни в какую. А не махнуть ли в пансионат?! Там на него заказан номер, и его ждет милый человек. Господи, отвлекусь и действительно подумаю о предложении… Хоть раз без женского нытья, без бабьих упреков. Он подумал, до чего же может надоесть состарившаяся жена: одни капризы… Надо же так рано выжить из ума! Черт его дернул жениться на женщине старше себя. «Но это еще не те капризы, — думал Сомов, — это еще цветочки…»

Сомов уехал в Подмосковье. В пансионате его ждали. Изысканной наружности молодой человек, когда-то референт, а теперь «хозяин» пансионата, встретил его с распростертыми объятиями. Великолепная комната со всеми удобствами, окна и балкон выходят прямо в лесопарк. Раньше этот чудесный уголок принадлежал Совмину, теперь…

Покушав и отдохнув, Сомов, еще позевывая, позвонил на службу генералу Винокурову. Его интересовало одно: улетел ли генерал в ФРГ, в войска… Дежурный отработанным голосом адъютанта доложил, что «да». Это совсем успокоило Сомова, и он включил телевизор.

На следующий день, встав рано и поговорив с женой по телефону, он пошел гулять и там встретился с нужным ему человеком. Это был помощник Владислава Ивановича.

— Надо поехать. Глава администрации придаст вес, — говорил он звонким голосом, одергивая спортивный костюм. — Ведь посмотри правде в глаза. Посты в столице блекнут, нарушена, если можно так выразиться, иерархия, номенклатурность… Пост порой только декларируется, а сам по себе ничего не значит. Зато твое возвращение «от сохи» даст возможность занять весомое место… Ты способен будешь влиять на положение дел. Думаю, Владиславу Ивановичу ты, Сомов, нужнее на будущее…

Поразмыслив, Сомов вдруг просветлел: а ведь в том, что говорил помощник, была и своя сермяжная правда…

Они вместе плотно позавтракали и молодой, изящный «хозяин» пансионата вдруг предложил показать «изюминку»: на Москве-реке, здесь недалеко, облюбовали себе местечко нудисты…

— Стоит ли? — засомневался Сомов.

— Конечно, стоит, — улыбнулся помощник, — они же нас не съедят…

Только ради помощника Сомов и согласился. По тропке они вышли к уединенному косогору на реке. Но тут их остановила охрана; крепкие «качки» со свинцовыми подбородками. После переговоров с «хозяином» им любезно разрешили…

Сомов был несколько раздосадован, когда увидел на пляже голых обнимающихся и ласкающихся мужчин без единой женщины. Как ни в чем не бывало они купались, загорали на привозном песочке и даже попивали чай с бутербродами.

Поймав на себе укоризненный взгляд Сомова, «хозяин» пансионата объяснил: ничего особого, любовь цвета неба…

— Голубые, что ль? — уточнил улыбающийся помощник.

— Сюда приезжают иностранцы, покупающие красивых юношей. Конечно, богатые бизнесмены, знающие толк в этой жизни. Вон, взгляните на полянку…

Они подошли и увидели обнаженных: крупного тучного мужчину и почти мальчика, который, как объяснил «хозяин», был «голубой проститут».

— Господи, — поразился Сомов. — Что же они там делают?

В сторонке несколько «качков», потягивая баночное пиво, следили за тем, чтобы пару никто не тревожил.

— А я его знаю, — вдруг сказал помощник, — это очень богатый западный бизнесмен, он способен скупить пол-России… И видимо, скупит…

Разговор перешел на «голубых». Их в Москве немало и «работают» они в основном с иностранцами. Плата — дай бог, говорят, раз в десять, а то и больше, чем у валютных проституток… Помощник Владислава Ивановича, оказывается, хорошо разбирался в этих проблемах, и Сомов, к своему удивлению, узнал, что покупающие «голубых» иностранцы дарят своим любимцам квартиры, содержат их и даже увозят с собой, обеспечивая им и там, за рубежом, сносную жизнь. Специальный справочник «Спартакус» перечисляет те места в столице, где всегда есть выбор партнеров. У Большого театра, площадь Пушкина… Точки «для товара» весьма известные. Хотя иностранцы летом предпочитают пляж «голубых» на Москве-реке: здесь, опять же, своя охрана, и богатые знают, что их забавам никто не помешает…

— Западные господа, как мне известно, раньше за этим удовольствием ездили на Ямайку?

— А теперь в Россию. Дешевле… К тому же это бизнес.

— Голь на выдумку хитра, — засмеялся Сомов, — я знал один такой пляж, но тот посещали больше зеки-гомосексуалисты…

Они прошли вниз к реке, постояли на дощатом мостике, ожидая машину.

Помощник Владислава Ивановича вдруг сказал:

— Я знаю одного большого ответственного работника. Так он как-то признался мне, что никак не поймет: почему его неудержимо тянет к мужчинам? Психология, которой сотни лет, а понять не можем.

Они сели в «Волгу» и поехали вдоль Москвы-реки. В салоне было душно, жарило солнце, и Сомов однозначно подумал о том, что в этом странном бизнесе наверняка замешан дон Роберт.

После обеда Сомов не вышел из номера. Звонил Столыпин, и Валерий Петрович действительно взволновался. Мама перешла в наступление, и надо же — не против прокуратуры, а против него, Сомова.

«Это невероятно, — подумал Сомов. — Мир сбесился, даже близкие люди становятся оборотнями».

— Оборотнями, — вслух повторил он, едва осознавая