помогать Мэтью. Несколько раз мне доводилось ампутировать конечности самостоятельно и в большинстве своем вполне успешно.

Но… Берген явно не был тем человеком, ради спасения которого я бы стала так стараться.

— Видите ли, герцог, вам нужна срочная операция для того, чтобы избежать заражения крови.

Его лицо исказилось от боли.

— Так зовите вашего мужа и пусть он оперирует!

— Доктор Флэминг в отъезде, — я говорила спокойно и в некоторой степени наслаждалась паникой Бергена. — Вернется через два дня, но вы до этого не доживете.

— Значит, мне нужен другой врач! — я видела, что взгляд герцога становился все более безумным, а паника лишь нарастала.

— Другие врачи давно умерли от эпидемий, а вы не удосужились прислать им замену, хотя вас об этом просили… Так что, полагаю, выхода у вас нет и конец ясен: вы умрете.

По щекам Бергена побежали слезы.

— Леди Флэминг, прошу, умоляю вас, придумайте что-то… Помогите мне. Я ведь не знал, как тут все на самом деле…

— Хотя бы сейчас не лгите, герцог. Вы знали, вы все знали и мечтали, чтобы мой муж умер здесь, а теперь вы попали в собственную ловушку. Но так будет даже лучше. После вашей смерти я смогу быть уверена, что невиновные больше не пострадают из-за вашей жажды мести.

Несколько секунд Берген пораженно молчал, глядя мне в глаза, но я не отводила взгляда.

— Вы такая же, как и я, — злобно выплюнул он. — Ваша жажда мести застилает вам глаза, заставив забыть о клятве, что дали вы и ваш муж!

Я покачала головой.

— Вы так ничего и не поняли, герцог. Да, мой муж связан клятвой, и, вероятно, попытался бы спасти вас несмотря на отвращение, но я клятв не приносила. Помогать людям — мой выбор, но я не считаю вас человеком.

Мы еще некоторое время помолчали и после этого Берген прошептал как-то тихо и жалобно.

— Можно мне хотя бы обезболивающее? Я больше не могу терпеть, нога горит словно огнем!

Я потянулась было за морфином, но почти сразу же одернула саму себя. Перед глазами мелькали Генри, Джордж, Гвен, Мэтью и еще сотни людей, чьих имен я не знала. Людей, жизни которых сломал Берген.

— Знаете, герцог, — я слегка наклонилась к нему и говорила совсем тихо, прекрасно зная, что он меня услышит. — Когда лучший друг моего мужа был смертельно ранен, у доктора Флэминга не было обезболивающего, чтобы облегчить его страдания. Мэтью пришлось собственными руками убить своего лучшего друга, нарушив клятву, о которой вы так любите вспоминать.

— И что? — со стоном выдохнул Берген. — Вы теперь меня тоже убьете?

— О, нет, что вы, герцог. Это было бы слишком милосердно для такого человека как вы.

… Берген умер под утро следующего дня, и я знала, что его последние часы были наполнены болью и страхом. Возможно, герцог был прав, и я мало чем отличалась от него самого в своей жажде мести, но я не испытывала стыда или угрызений совести. Я была благодарна судьбе за то, что все сложилось именно так.

Когда Мэтью вернулся, мне пришлось рассказать ему о произошедшем и, внимательно выслушав меня, он закрыл лицо руками, неверяще качая головой.

— Ты смогла просто сидеть и смотреть, как он умирает, моля о пощаде?

— Да, — я уверенно смотрела на мужа. — Ты можешь осуждать меня, но только так я чувствую, что отомстила за все те смерти, что были на совести Бергена. И теперь тебе больше ничто не угрожает.

— Спасибо, — тихо сказал Мэтью, притягивая меня к себе. — Ты сделала то, на что никогда не решился бы я.

Я выдохнула, уткнувшись носом в шею мужа. Мэтью понял меня и не считал монстром. Все было правильно.

* * *

Африка отпустила нас лишь в начале зимы 1902 года и, оказавшись на корабле, который с каждым днем приближал нас с Мэтью к дому, я все никак не могла поверить в реальность происходящего. Еще немного и мы вернемся в Велчестер, обнимем детей, я отправлюсь на прогулку с Гвен, мы пригласим в наш дом мою мать и Генри с Элли и детьми (насколько нам стало известно, недавно у них родился второй ребенок), мы будем работать в больнице, а в свободное время устраивать приемы, ездить в гости, я снова буду носить одежду от лучших лондонских модельеров и дорогие украшения. Все это проносилось в моей голове, когда я стояла на палубе корабля, отсчитывая дни до возвращения в Англию. А затем эти мысли сменялись другими: мы пропустили слишком много времени из жизни наших детей и близких, несколько лет поместьем и больницей управляли посторонние и мы даже примерно не представляли, в каком состояние сейчас дела. А еще Роуз, моя вечная незаживающая рана. За эти годы в Африке моя боль немного притупилась, но она никогда не исчезала полностью. Если мне все еще было больно на другом конце света, то чего же ожидать от Велчестера, ведь там я буду каждый день ходить на работу мимо деревенского кладбища, где навсегда осталась моя девочка?

Всей душой и сердцем я ненавидела эту войну, отнявшую у нас так много. Полгода назад мне казалось, что я была счастлива из-за смерти Бергена, но на самом деле это было не так. Очень скоро я поняла, что ненавидела вовсе не злобного герцога. Я ненавидела свою беспомощность, свое неумение отпускать и невозможность прожить многие моменты заново. Я бы многое сделала иначе…

— Мэри, — я не слышала, как ко мне подошел Мэтью. Он обнял меня со спины и положил подбородок на мою макушку. — Не грусти.

— Я ведь не говорила тебе, о чем именно думаю, — порой мне кажется, что кроме способности помнить прошлые жизни у Мэтью есть еще и дар чтения мыслей.

— Ты громко думала, — усмехнулся он.

— Я думала, что, когда война закончится и мы отправимся домой, я буду самым счастливым человеком на свете, но этого не случилось. Вместо этого я дрожу от страха в ожидании будущего.

— Обычно так и бывает, — кивнул Мэтью, обняв меня еще крепче. — Мы справимся с любыми вариантами развития событий в будущем. Вместе справимся.

— Да, — я киваю. — Но есть вещи, с которыми я должна разобраться сама.

Мэтью молчит, возможно, он не согласен, но сейчас муж не спорит со мной, за что я очень благодарна ему.

День нашего возвращения оказался одним из самых счастливых и эмоциональных дней во всех моих жизнях, да и в жизнях Мэтью тоже. Мы не стали отправлять телеграмму из Лондона, решив