горячим, то холодным поведением. – Ты, мать твою, чокнутый!

Как только слова слетают с моих губ, я понимаю, что совершила ошибку. Округляя глаза, я поднимаю руку и закрываю ладонью рот.

Крюк отступает на шаг назад, задрав голову:

– Как ты меня назвала? – опасно сладкие слова тянутся медленно, как густой сироп.

Я опускаю руки, и хотя я знаю, что должна взять свои слова обратно – извиниться, пока не поздно, – я не делаю этого. Его личность Джекилла и Хайда[3] выматывает меня до предела. Я приподнимаюсь на локтях, пока мой нос не упирается в его нос.

– Я назвала тебя чокнутым.

Рот его приоткрывается, дыхание окутывает мое лицо. Я провожу языком по нижней губе, словно отыскивая его вкус. У меня дрожат руки.

Он хватает меня за лицо и целует.

Я застигнута врасплох, его прикосновения настолько шокируют, что я застываю на месте. Но когда его язык открывает мой рот, я теряю голову от наслаждения, выпуская все свои эмоции и изливая их в него.

Я бросаюсь к нему, руки тянутся к его челюсти, зубы клацают, пока я карабкаюсь по его телу, пытаясь подобраться поближе и углубить поцелуй. Он стонет, одной рукой путаясь в моих волосах, а другой обнимая меня за талию и прижимая к себе.

Поцелуй нельзя назвать сладким. Скорее, он извращенный и ядовитый, как отрава, замаскированная под сахар, вызывающая любовь к вкусу смерти.

Но, как бы я ни старалась, остановиться не получается.

Он отстраняется от моего лица, его губы пробираются по моей челюсти и шее, и я со стоном откидываю голову назад, цепляясь за его плечи. Его пальцы крепко сжимают талию, а рука, покинув мои волосы, подхватывает меня и разворачивает, отчего я ударяюсь передней частью тела о спинку дивана, а мои руки судорожно ищут опору. Его ладони скользят по моим бокам, крепкий член упирается в мою задницу, лицо прячется в изгибе плеча. Он скользит рукой по моей груди и поднимается выше, пока его ладонь не обхватывает горло. Соски затвердели, и меня пронзает волна возбуждения.

Его прикосновения вызывают мурашки: он прогуливается рукой по моему животу, проскальзывает под боксеры, пока его ладонь не оказывается у меня между ног, а пальцы не начинают двигаться по половым губам.

Мышцы пресса мгновенно напрягаются.

– Ты считаешь меня чокнутым? – шепчет он на ухо. – Это ты меня таким делаешь.

Его зубы впиваются в изгиб моей шеи в тот самый момент, когда пальцы погружаются во влагалище – резкая боль пронзает меня насквозь и смешивается с удовольствием от его присутствия внутри.

Я запрокидываю голову, глаза закатываются от ярких ощущений.

– Скажи мне, что тебе нравится мои прикосновения, детка, – требует он. – Скажи, что ты скучала по этим ощущениям.

– Я… скучала… О, боже.

Его большой палец прижимается к набухшему клитору и начинает потирать его резкими круговыми движениями, в то время как остальные пальцы двигаются внутрь и наружу. Другая рука по-прежнему находится на моем горле.

Голова кружится от вожделения, жар вспыхивает внизу живота и распространяется наружу, погружая меня в небытие, пока я не оказываюсь на грани взрыва.

– Ты извиняешься за то, что нарушила правила? – он замедляет движения.

Мои бедра упираются в него, отчаянно нуждаясь в контакте: я настолько близка к оргазму, что не могу сосредоточиться ни на чем другом.

– Да, – выдыхаю я.

Его пальцы снова проскальзывают внутрь и задевают что-то, отчего моя спина выгибается, а рот открывается на вдохе.

– Хорошая девочка, – мурлычет он.

Удовольствие от его слов вспыхивает во мне, как взрывы звезд, влага стекает по его пальцам и скапливается в руке.

Давление на горло усиливается – теперь дыхание ограничено лишь крошечными глотками воздуха. В этот момент меня накрывает паника: самые темные уголки сознания умоляют меня вспомнить, что этот человек совсем недавно угрожал моей жизни и что сейчас у него есть такая возможность – убить меня, такую жалкую и возбужденную неудачницу.

– Ты будешь слушаться? – его зубы покусывают мочку моего уха, посылая мурашки по всей спине.

– Б-буду, – выдавливаю я сквозь сжатое горло. Внутри меня все сжимается от возбуждения, ноги дрожат, волосы прилипли к лицу. Я хнычу, тело требует оргазма, балансируя на грани блаженства.

– Вот это моя девочка, – шепчет он, касаясь губами моей кожи.

Он трогает мой клитор, сдавливая пальцами шею, чтобы перекрыть доступ кислорода, – все это в сочетании с его похвалами вызывает в моем теле пожар, который рассыпается под его руками миллионами ярких огней.

Мои легкие наполняются воздухом, а внутренние стенки ритмично сокращаются вокруг его пальцев, и по мере того, как я возвращаюсь на землю, здравый смысл начинает медленно восстанавливаться.

Тело содрогается от его прикосновений, грудь вздымается от тяжелого дыхания.

Он убирает руку, подносит ее к моему рту и просовывает покрытые смазкой пальцы между моих губ. От собственного вкуса в сочетании с соленым оттенком его кожи по мне пробегают разряды удовольствия, и я вылизываю его дочиста, пока он удерживает меня в вертикальном положении.

– Больше никогда не пытайся убежать от меня.

Я хочу возразить. Хочу сказать ему, что я не собиралась уходить. Что это его глупый «первый помощник» разрешил мне выйти наружу. Но я слишком устала, чтобы спорить.

Поэтому я киваю головой, прижимаясь к его груди, и выбираю еще немного пожить в блаженстве, прежде чем стыд и горе вновь нахлынут и поглотят меня целиком.

Глава 36

Джеймс

Я не до конца понимаю, для чего теперь мне нужна Венди. Когда Сми сообщил мне о ее исчезновении, в голове пронеслась сотня различных сценариев. Питер забрал ее? Может, кто-то из моих врагов?

И только вернувшись на пристань, я понял, что все мои мысли вертелись вокруг опасений за ее благополучие, а не вокруг того, что при первой же возможности она сбежит от меня и никогда не вернется.

И это меня невыносимо злит.

Как и тот факт, что мне не все равно, убежит она или останется.

Однако уклонение от собственных чувств ничего хорошего в жизни не сулит – одни лишь неприятности. Настоящее мастерство заключается в том, чтобы принять свои эмоции, а затем научиться управлять ими, несмотря на переживания.

Проблема в том, что Венди лишает меня этого драгоценного самообладания.

А раньше такого никогда не случалось.

Я отстраняюсь, делаю шаг назад – в голове проясняется разум, хотя член и пульсирует в брюках.

Она опускается на диван, тело вздымается и опускается от тяжелого дыхания. А я смотрю