мне еще один желудь и оставлял на столе, обещая вернуться.

Агония пронзает мое разбитое сердце и проникает в самые глубины моей души.

– И я собирала эти желуди, как поцелуи.

– Зачем ты мне это рассказываешь? – спрашивает он.

Я поворачиваюсь на бок, упираюсь мокрой щекой в тыльную сторону ладони:

– Не знаю. Чтобы показать тебе, что он не всегда был таким плохим? Что когда-то, очень давно, он обо мне заботился, – всхлип вырывается наружу, и я прижимаю ладонь ко рту, пытаясь его заглушить.

Крюк поворачивается ко мне, прикладывает ладонь к моему лицу и смахивает большим пальцем бусины слез.

– Не заботиться о тебе, Венди, просто невозможно. В противном случае ты была бы уже мертва.

В груди бурлит смех от абсурдности всего происходящего – от того, как человек, держащий меня в заложниках, пытается меня утешить. От того, что он способен сказать что-то гнусное, но при этом преподнести это как нечто сладкое.

– Ты пытался быть романтичным? – хриплю я в перерыве между хихиканьем.

Его лицо украшает легкая улыбка.

– Скорее, искренним.

Смех стихает, и мы застываем, глядя друг на друга. Извращенные чувства проносятся через меня и клеймят каждую часть разбитого сердца. Я знаю, что должна его ненавидеть.

Но в этот момент у меня не получается.

– В любом случае, – я вздыхаю, разрывая зрительный контакт и ослабляя огонь, разгорающийся в моих венах, – желуди исчезли вместе со смертью мамы. Как и отец.

Я фыркаю. Он больше не говорит, да и я тоже. В конце концов Крюк поднимается, шагает к комоду в дальнем конце комнаты и передает мне пару боксеров и простую черную футболку. Одежда, в которой я не смогла бы представить его, даже если бы попыталась. Вещи я принимаю без боя, переодеваюсь в них и заползаю обратно в постель, зная, что у меня нет другого выбора.

– Крюк, – шепчу я сквозь темноту.

– Венди.

– Я не хочу умирать.

– Спи, детка. Сегодня твоя душа в безопасности, – он вздыхает.

– Хорошо.

Я тянусь к шее, играю с бриллиантовым колье, которое я слишком боялась снять. Он велел не трогать его, и я не знаю, распространяется ли это на его дом, но я не хочу разрушать то спокойствие, которое мы только что создали. Я уже знаю, каким он бывает в гневе, и у меня нет ни малейшего желания это повторять.

– Крюк, – обращаюсь я снова.

В комнате воцаряется тишина.

Желудок словно наливается свинцом, но я знаю, что, если я не произнесу эти слова сейчас, другого шанса может и не быть.

– Я ведь наблюдаю за тобой, к-когда ты думаешь, что никто не видит, – я переплетаю пальцы под одеялом. – И если мой отец имеет какое-то отношение к твоей печали…

Я вслепую протягиваю руку, и моя ладонь натыкается на его.

– Я вижу тебя. Просто хотела, чтобы ты это знал.

Он не отвечает, но и не убирает мою руку. Так мы и лежим до тех пор, пока я не погружаюсь в сон.

Глава 34

Джеймс

Лежа в постели, я наблюдаю за равномерным дыханием Венди и восхищаюсь, насколько спокойно она выглядит, даже несмотря на дурные сны, от которых она тихонько похныкивает.

Этой ночью я не смог уснуть.

Все мои планы относительно Питера спущены в унитаз; гнев бурлит в моих венах, застывает в клетках и цементируется в сердце.

«Веселого Роджера» больше не существует.

Бар сгорел дотла, остались лишь обломки да пепел. И хотя никто при пожаре не пострадал и все выбрались благополучно, больше ничего мне найти там не удалось.

Нет, я ничего важного там не хранил: когда работаешь вне рамок закона, быстро понимаешь, что складирование улик в месте, где их точно будут искать, – идея не из лучших.

И тем не менее «ВР» являлся нашим самым большим фронтом по отмыванию денег, и, в конце концов, он имел и личное значение. В этом здании я не только вырос, но и научился быть Крюком, а не просто монстром, выращенным в клетке. Конечно, есть и другие предприятия, которыми мы владеем, – несколько стрип-клубов на окраинах города и ночной клуб в центре города, – но «ВР» был домом.

Кроме всего прочего, я понятия не имею, что делать с Венди. Я переоценил ее отношения с отцом, глупо поверив газетным статьям, которые так поэтично описывали их близость. Но ни один человек, в сердце которого живет хоть капля любви, не позволит своей дочери стоять перед убийцей и умолять дать ему шанс на жизнь.

Жалкое подобие человека.

Я теперь знаю, что она меня не предавала, но по какой-то причине я не хочу ее отпускать.

И если Питер Майклз вздумал, что может прийти в мой город, украсть наркотики, сжечь мой бизнес и убить моих людей, не повстречав моего гнева, то его ждет неприятный сюрприз.

Соскользнув с кровати, я выхожу из комнаты и закрываю за собой дверь. Проходя на кухню, я останавливаюсь, заметив Сми: тот сидит у кухонного острова с чашкой чая в руке.

– Я думал, тебя не будет.

Сми поворачивается, и красная шапочка на его голове сползает назад.

– Я закончил раньше, чем думал, – улыбается он. – Тебе что-нибудь нужно?

Он поднимает кружку.

– Может, чашку чая?

– Нет, у меня есть дела, – я качаю головой. – Слушай, здесь Венди. И она не должна покидать яхту. Понятно?

Глаза Сми скользят по коридору, прежде чем снова вернуться ко мне.

– Все в порядке, босс?

– Если с ней возникнут проблемы, немедленно звони мне, – я киваю. – И не прикасайся к ней – даже под дулом пистолета.

– Понял, – Сми делает глоток чая.

– Вот и молодец, – усмехаюсь я.

Я уже почти вышел из комнаты, как вдруг слышу ровный звук:

Тик.

Тик.

Тик.

В голове мутнеет; сердце колотится так быстро, что кажется, будто вены вот-вот разорвутся. Я медленно оборачиваюсь и перевожу взгляд на Сми, который возится с чем-то на кухонном столе.

– Сми, – протягиваю я, ощущая, как мои руки дрожат по бокам. – Что это за шум?

Сми поднимает глаза и криво улыбается:

– Хм?

Я делаю резкий шаг вперед, и завязавшийся в животе клубок с такой силой начинает распирать меня, что кажется, я разорвусь пополам. Дойдя до острова, я глубоко вдыхаю, пытаясь сохранить самообладание.

– А, это?

Он протягивает старинные часы на золотой цепочке, свисающей до столешницы.

– Я нашел их в ломбарде и не смог устоять, – он проводит большим пальцем по циферблату. – Я знаю, что они немного шумные, но…

Глаза мутнеют