Во всех странах восточного блока восстания обозначили конец оттепели. В Советском Союзе Хрущев призвал к борьбе с «ревизионизмом», и внутриполитический режим был вновь ужесточен. В ГДР Ульбрихт лишь убедился в правоте своего неприятия любых форм внутриполитического «отхода» и теперь вновь обрушился с репрессиями на тех, кто с 1953 года выступал за бо́льшую демократию и свободу слова. Вольфганг Харих был арестован и приговорен к десяти годам тюремного заключения, Эрнста Блоха принудили к уходу на пенсию, над университетами снова установили жесткий контроль. Руководство партии приструнило внутренних политических критиков и конкурентов Ульбрихта и провело очередную «чистку партии», четвертую по счету за последние десять лет. Чтобы предотвратить развитие событий по венгерскому сценарию, была ужесточена политическая часть уголовного кодекса; кроме того, была расширена Штази и усилен ее прицел на собственное население. Надежды на реформированный социализм с демократией и свободой слова были развеяны[25].

И все же экономические перспективы, похоже, улучшились. Начали сказываться экономические реформы; промышленное производство в ГДР выросло в 1957 году на восемь, в 1958‑м на одиннадцать и в 1959‑м на двенадцать процентов. Особой поддержкой пользовался химический сектор. На основе советской нефти планировалось массовое расширение производства пластмасс (под впечатляющим лозунгом «Химия дает хлеб, благосостояние, красоту»). Значительный рост был достигнут в отрасли потребительских товаров. В 1958 году было отменено нормирование жиров, мяса и сахара и исчезли последние талоны на питание. С точки зрения руководства ГДР, механизмы государственного экономического планирования срабатывали успешно и «закономерное» превосходство социализма над капитализмом должно было вот-вот возобладать и на практике. Число беженцев также сократилось. Если в 1958 году их число составляло 204 тысячи, то в 1959 году оно снизилось до 143 тысяч, что могло свидетельствовать об определенной стабилизации[26].

Экономическая ситуация в СССР также улучшилась. Всемирное восхищение и престиж принесли режиму впечатляющие успехи в области естественных наук и технологий. Взрыв первой советской водородной бомбы в 1953 году изрядно напугал западных политиков и военных. В 1957 году выход Советского Союза в космос с первым космическим зондом под названием «Спутник» привлек огромное и встревоженное внимание на Западе, поскольку, казалось, демонстрировал преимущества советской науки и техники. В ГДР Спутник также породил самые смелые надежды. «Эмиграция из [нашей] республики – это не только измена, но и глупость, – писала „Берлинер цайтунг“ в декабре 1957 года. – Какой умный человек покинет войска победителя?!» Ведь теперь было ясно, «что впервые силы социалистического лагеря превосходят силы капиталистического остального мира. Советские спутники являются символом и доказательством этого сдвига, который будет происходить теперь все быстрее»[27]. Заявление Хрущева о том, что Советский Союз догонит США в экономическом отношении к 1970 году, вдруг перестало казаться такой фантастикой, какой она была воспринята на Западе. Правда, имеющиеся сегодня данные показывают, что сила советской экономики была на Западе сильно переоценена. В тогдашнем восприятии, однако, это было соревнование с открытым исходом.

Поэтому руководство СЕПГ вскоре сочло уместным снова перейти в наступление. На V съезде партии в 1958 году Ульбрихт провозгласил новой «главной задачей» доказать «превосходство социалистического общественного строя ГДР над господством империалистических сил в боннском государстве». Это должно было коснуться даже сферы потребления: ГДР должна была в течение нескольких лет превзойти ФРГ по потреблению потребительских товаров и продуктов питания[28].

По аналогии с экономическим планированием в СССР, в октябре 1959 года экономика ГДР была переведена на семилетний план, который предусматривал увеличение промышленного роста и производительности труда до уровня ФРГ к 1965 году. Поскольку в скором времени ожидался крах западногерманской экономики, эти цели также казались достижимыми. И действительно, в начале 1960‑х годов экономика ГДР пережила фазу экономического роста, которая позволила ей занять видное место в сообществе стран СЭВ. Однако ожидание экономического спада на Западе не оправдалось, поэтому разрыв с Западной Германией в промышленном производстве, доходах на душу населения и производительности труда не сократился, а продолжал увеличиваться.

Тем не менее уверенность в себе руководства СЕПГ вновь возросла с ростом производственных показателей, и поэтому на партийном съезде в 1958 году оно начало новую кампанию по усилению классовой борьбы во всех областях. После того как первое наступление такого рода привело к 17 июня и было вынужденно прервано, вторая попытка должна была достичь прежде отложенных целей. Сначала это относилось к сектору культуры. В средних школах преподавание следовало более последовательно направить на воспитание в духе социализма, искусство и литература должны были сильнее ориентироваться на социалистический реализм, а борьбу с церковью следовало возобновить. Было успешно введено обязательное «молодежное посвящение», нерелигиозный обряд инициации, широко распространенный в рабочем движении с начала века и противопоставлявшийся протестантской конфирмации. Расцерковление общества вскоре приобрело значительные масштабы, параллельно с процессами секуляризации на Западе[29].

Теперь, по расчетам руководства СЕПГ, наступило время, когда оно могло с позиции силы заняться отложенной до сих пор коллективизацией сельского хозяйства. После 17 июня партия была очень осторожна в вытеснении частной собственности в сельском секторе, но в начале 1960 года она начала как никогда жесткую кампанию против частника. Партийные агитотряды обрабатывали одну деревню за другой, парткомы и судебные органы боролись против непокорных крестьян угрозами, обещаниями и арестами. Так в течение первых трех месяцев года был почти достигнут 40-процентный рубеж коллективизации сельскохозяйственных земель. К концу 1961 года только десять процентов земли все еще находилось в руках «индивидуальных крестьян»[30].

Последствия сразу стали заметны. В условиях невозможности открытого восстания у людей не осталось другого выбора, кроме как бежать. Тысячи сельских жителей уехали в ФРГ, экономическая мощь которой открывала перспективы, способные перевесить утрату родины. Брожение в сельской местности распространилось и на города. В 1960 году число людей, бежавших в Западный Берлин, вновь возросло до 200 тысяч. Среди них, помимо крестьян, было непропорционально много молодых, хорошо образованных людей. Экономически и политически это было долгосрочной угрозой для существования ГДР. Если она не хотела снова свернуть свое социалистическое наступление, а в то время это казалось совершенно невозможным, она должна была отреагировать на это массовое бегство.

Проблема заключалась в Западном Берлине. Ответственность четырех держав за столицу Германии привела к тому, что в центре ГДР оказался кусочек Запада, где были размещены западные войска и где действовали с некоторыми оговорками законы ФРГ. Пока СССР поддерживал вариант нейтральной, воссоединенной Германии, статус Западного Берлина его устраивал. После того как в 1955 году оба немецких государства получили обширный суверенитет и полностью интегрировались в соответствующие блоки, роль Западного Берлина