Шталиналлее в Восточном Берлине была переименована в Карл-Маркс-аллее, Шталинштадт стал Эйзенхюттенштадтом, а большая бронзовая статуя Сталина в берлинском районе Фридрихсхайн была переплавлена. Кадровых изменений от такой формы «десталинизации» в ГДР так и не последовало. Руководящие кадры, полностью исповедовавшие сталинизм и поклонявшиеся Сталину, остались на местах.

В своей речи Хрущев объявил не только о внутрипартийных изменениях, но и о корректировке внешнеполитического и экономического курса: принцип «сосуществования» должен был перенести соревнование между коммунистическими и западными государствами с военного уровня на экономический и технический. Теперь было разрешено допускать, что к социализму могут привести различные пути. Однако главной целью было как можно быстрее, примерно за десятилетие догнать западные страны в экономическом и технологическом плане. С учетом реальных экономических условий в СССР, ГДР и других странах восточного блока такая ориентация казалась хорошей миной при плохой игре. Но она должна была придать и партийным лидерам, и народу уверенность и оптимизм после шока от обнародования сталинских преступлений. И в определенной степени это удалось.

Эти импульсы ХХ съезда КПСС руководство СЕПГ восприняло более решительно и в рамках нового пятилетнего плана 1956–1960 годов начало проводить серьезные экономические реформы. Основное внимание уделялось упору на модернизацию, которая в первую очередь означала автоматизацию, механизацию и использование атомной энергии. Таким образом, в течение пяти лет производительность труда должна была вырасти на невероятные пятьдесят процентов. Кроме того, необходимо было укрепить частный сектор в промышленности и в кустарном производстве, замедлить коллективизацию сельского хозяйства и расширить выбор потребительских товаров. Рабочим были обещаны повышение заработной платы на тридцать процентов и сорокачасовая неделя[22].

В политической сфере реформы продвигались более робко. Тем не менее многие партийные лидеры, смещенные или заключенные в тюрьму в предыдущие годы, были реабилитированы, и более 20 тысяч заключенных были освобождены. Лозунг партии о преодолении «догматизма» и активизации научных дискуссий также нашел положительный отклик среди интеллектуалов. В университетах, в частности, активизировались дискуссии о праве на свободную научную дискуссию и о независимости науки от политического диктата. Философы Вольфганг Харих и Эрнст Блох, а также германист Ганс Майер были здесь самыми важными фигурами. Они стали проводниками надежды на реформированный социализм, в котором станут возможны демократия и свобода мнений.

В других странах Восточного блока стремление к реформам проявилось более выраженно, чем в ГДР. Повсеместно подавление частного предпринимательства, упор на тяжелую промышленность и на силовые структуры по сталинскому образцу приводили порой к чудовищным проблемам со снабжением и усиливали противостояние между населением и партийным аппаратом. После смерти Сталина реформы и волнения усилились во многих странах. В Чехословакии забастовки и демонстрации прошли уже летом 1953 года. В Польше усилия по коллективизации сельского хозяйства натолкнулись на сопротивление, а форсированная индустриализация страны создала гораздо больше проблем, чем решила. И здесь рост цен на потребительские товары и заметное повышение стандартов способствовали ухудшению настроений, тем более что сложная экономическая ситуация открыто обсуждалась в польской прессе.

После хрущевского сведения счетов со Сталиным в феврале 1956 года возникла новая ситуация: люди стали смелее, а протесты – громче. В промышленном городе Познань на западе Польши демонстрация рабочих против повышения стандартов за несколько дней в июне 1956 года переросла в народное восстание. Десятки тысяч людей вышли на демонстрацию против правительства, требуя свободы вероисповедания и свободных выборов, штурмовали городскую тюрьму и защищались от вмешавшейся армии силой оружия; в результате 53 человека были убиты и сотни ранены. Назначение на пост первого секретаря партии коммуниста-реформатора Владислава Гомулки, который был свергнут несколькими годами ранее, казалось, временно разрешило кризис. Новое правительство обещало прекратить коллективизацию сельского хозяйства, создать независимые рабочие советы на заводах и предоставить больше свободы католической церкви. Но когда волнения продолжились, Хрущев пригрозил военным вмешательством Советской армии. Эскалации удалось избежать только благодаря обещанию Гомулкой безоговорочной лояльности Советскому Союзу, который в ответ отменил уже подготовленную военную интервенцию[23].

Почти в то же время обострились события в Венгрии. И здесь протест был вызван экономическими трудностями, но с самого начала центральное место занимали и политические требования, особенно требование восстановления в должности ранее свергнутого премьер-министра Имре Надя, проведения свободных выборов и вывода советских войск из Венгрии. Когда на второй день демонстраций в Будапеште тайная полиция открыла огонь по толпе и убила тридцать человек, демонстрации переросли в восстание и, наконец, в вооруженную революцию. В дело вмешалась Советская армия, и вскоре тяжелые бои потрясли всю страну. После того как Надь был восстановлен в должности главы правительства, ситуация, казалось, успокоилась. Но когда Надь объявил о выходе Венгрии из Варшавского договора и обратился за помощью в ООН, перед Советским Союзом встал вопрос о власти. Имея 15 дивизий и четыре тысячи танков, Советская армия за неделю кроваво подавила восстание; число жертв с венгерской стороны достигло от трех до четырех тысяч человек, среди советских солдат – около 670 человек.

После этого по всей Венгрии начались недели террора. Надь и другие революционные лидеры были казнены, как и, вероятно, несколько сотен повстанцев. Около 15 тысяч молодых венгров были заключены в советские исправительно-трудовые лагеря; более 200 тысяч человек бежали на Запад. СССР наглядно показал, что ждет непокорных. В течение последующих двенадцати лет в восточном блоке восстаний уже не было[24].

Восстания эти имели далеко идущие последствия. С одной стороны, события в Берлине, Познани и Будапеште дали понять, что СССР может обеспечить свою сферу влияния только силой. Все три восстания возникли в основном в среде рабочего класса. Отныне никто в здравом уме не мог считать правдоподобной претензию коммунистических режимов в Восточной и Центральной Европе на роль представителей интересов трудящихся. С другой стороны, подтвердилось то, что стало известно уже 17 июня: в западном мире с большим сочувствием следили за событиями в Польше и, прежде всего, в Венгрии, но США не вмешались; ведь не могло быть сомнений, что вмешательство Запада в Венгрии привело бы к войне между двумя ядерными державами, США и Советским Союзом. Таким образом, статус-кво был подтвержден; в этом отношении позиция Москвы укрепилась.

Наконец, для народа ГДР после 17 июня и тем более с осени 1956 года стало ясно, что диктатуру СЕПГ свергнуть не удастся. Как и в Польше, Чехословакии или Венгрии, в долгосрочной перспективе людям пришлось смириться с режимом. Но в отличие от других государств Восточного блока, любой, кто был недоволен условиями жизни, мог просто покинуть ГДР, что ежегодно делали почти четверть миллиона человек. Это ослабило политическую оппозицию в ГДР, но в то же время показало уязвимость режима