должен был нести домой этот кувшин, который бросался в глаза за полмили? Посмотрите на него. В высоту он чуть больше фута, и носики как шпили кафедрального собора, к тому же торчат во все стороны под разными углами, – значит, надо добавить еще десять дюймов. Он ярко-синего цвета, и достаточно одного взгляда, чтобы потом с легкостью его опознать, погубив тем самым владельца. Его невозможно спрятать под пальто, его нельзя даже завернуть в бумагу – можете сами попытаться. Однако унести его было необходимо, потому что секрета крышки отец не знал, а бумаги все еще находились внутри.

Идти по лондонским улицам с этим двуфунтовым чудовищем в руках было бы довольно экстравагантно, не находите? Оставалось только одно: упаковать кувшин в коробку из-под чайных чашек – обычный деревянный ящик, на который никто не обратит внимания. Конечно, чайными чашками пришлось пожертвовать. К сожалению, отец мог унести только что-то одно. Оставлять было опасно и то, и другое, но, я думаю, он сделал правильный выбор. Его воображение создало картину убийства, от которой у вас до сих пор голова кругом, всего лишь добавив немного роскоши, немного загадочности и несколько ложных предпосылок. Теперь вы понимаете? Он снял с чашек папиросную бумагу и расставил на столе по кругу, словно непонятный мистический символ. Он превратил изобличающую его улику в средство, снимающее с него всякие подозрения. Он скрыл улику, оставив ее на виду. И создал миф о «Десяти чайных чашках».

Дыхание Соара стало более ровным. Он прошелся взад-вперед по комнате, и полы его черного халата развевались, как монашеская ряса. Потом оглядел своих слушателей утомленным саркастическим взглядом.

– Дервент прав, джентльмены: тайного общества «Десять чайных чашек» никогда не существовало. Иллюзия его существования поддерживалась исключительно неумеренной любовью англичан к секретам, особенно воображаемым. Простите меня за то количество двусмысленных намеков, тумана и передергиваний, какое я обрушил на вас сегодня. Однако мой рассказ об истории чая – чистая правда. И когда я говорил, что эти майоликовые чашки были первыми в Европе чайными чашками, я тоже не лгал. Все остальное – вранье. Но мне необходимо было сохранить свое лицо, как и честь моего отца, – или хотя бы попытаться это сделать. Теперь поступайте со мной как вам угодно. Я сказал все, что хотел.

Вероятно, под влиянием чего-то, похожего на гипнотический транс, откуда-то из глубин подсознания Мастерса выплыло одно из излюбленных выражений Г. М.

– Гори все огнем! – с чувством произнес он и повернулся к огромному, укутанному в чехол креслу, где все это время, закрыв глаза и храня полнейшее молчание, сидел Г. М. – Я вспомнил вопросы, которые вы задавали в начале нашего расследования. Эй! Да чтоб его… Старый плут заснул!

– И вовсе я не спал, черт тебя подери, – огрызнулся Г. М., открывая один глаз. – Я размышлял. Мне так лучше думается.

– Значит, о тех вопросах… – настойчиво продолжал Мастерс. – Не хотите ли вы сказать, сэр Генри, что знали все с самого начала?

– Ну… «знал» – чересчур сильное слово. Скажем, не исключал такой возможности. Доказательства лежали у нас под носом.

– Тогда почему вы мне ничего не сказали? Потому что это даже не пришло вам в голову, верно?

– Почему не рассказал? Ну конечно… Я счел, что это было бы неразумно, сынок. И знаешь почему? Мне хотелось увидеть, сколько человек поделится с нами историей о тайном обществе чайных чашек. Ты действовал в правильном направлении, но чересчур рьяно, на мой взгляд, отрицал саму возможность существования такой организации. А будь у тебя неопровержимые доказательства, любого, кто пришел к нам с подобной версией, ты встречал бы воплем: «Развесистая клюква!» И человек бы, разумеется, замолчал. Он бы решил, что нам виднее. Но есть одна вещь, которую ты никогда не должен говорить подозреваемому, сынок: ты не должен говорить, что тебе виднее. Ты думаешь о Вэнсе Китинге?

– Да, о нем.

Г. М. почесал подбородок.

– Вот смотри, Мастерс, – продолжал Г. М. извиняющимся тоном, – к чему мы наконец пришли. Дело Дартли раскрыто. Тайное общество «Десять чайных чашек» разоблачено как мистификация и заблуждение – хотя, черт возьми, мне жаль, что эта идея расползлась по швам, она была на редкость забавной. А мы вернулись к тому, с чего начинали: некий весьма изобретательный убийца, застрелив Китинга, воспользовался делом Дартли, как ловким способом пустить полицию по ложному следу. Пусть полицейские с воодушевлением мчатся разыскивать ужасное тайное общество, пренебрегая вполне ординарными мотивами, лежащими на поверхности, и тогда смерть Китинга станет лишь звеном в таинственной цепи событий, охватывающих полмира. Вот почему убийца так тщательно подготовил сцену убийства, воспроизведя как можно больше деталей из дела Дартли. Ему не удалось найти чашки с узором из павлиньих перьев, потому что они были уникальными, но он очень удачно заменил их миланской скатертью с похожим орнаментом. Понимаешь теперь? Именно поэтому он и оставил столько улик, щедро разбросав их повсюду, как в игре «зайцы и гончие» разбрасывают клочки бумаги вместо заячьих следов. Он смог навести подозрение практически на всех фигурантов нашего дела, чтобы создать впечатление, что к зловещему клану «Десять чайных чашек» принадлежит несколько человек. Монстр мог скрываться под обличьем любого из них. И ведь ему почти удалось нас одурачить, Мастерс.

Но я уверен, что Вэнса Китинга убил один человек, и хочу поймать его, как никогда раньше. И мы его поймаем. Или я должен сказать «ее»? – ухмыльнулся Г. М. – Китинг верил в существование общества «чайных чашек». Именно поэтому с ним и смог расправиться убийца, заманив в дом и застрелив.

Глава семнадцатая

Подозреваемые собрались

Тусклый свет фонаря, проникающий в комнату через два окна, падал на многорукий синий кувшин, стоящий на середине стола, еще больше подчеркивая его уродство. Все, кроме Г. М., который не спешил покидать свое вместительное кресло, собрались вокруг него.

– Не хотите же вы сказать, что это была женщина? – спросил Мастерс, оправившись от удивления.

– А что по этому поводу думают наши друзья? – вкрадчиво поинтересовался Г. М.

Дервент оглянулся на него с непроницаемым видом, и кожа на его шее собралась в складки.

– Почему-то мне кажется, что когда кто-то из вас упоминает женщину, то имеет в виду именно мою жену. Я категорически утверждаю, что это нонсенс.

– А как насчет тебя, сынок?

– Меня? – переспросил Соар. Он приподнял тяжелый кувшин и снова поставил на стол. – Меня сейчас интересует только одна вещь. К черту и Китинга, и его убийство. Все, что вы говорите, вполне может быть правдой.