начать облаву и пустить по следу ищеек – и мы никогда не узнаем причину, по которой сегодня здесь оказались. А я очень, очень хочу ее узнать… Мистер Соар, вам и без того есть о чем беспокоиться.

– Кровь. – Соар произнес это таким обыденным тоном, что глаза Мастерса непроизвольно сузились. – Кровь! Я определенно не могу этого объяснить. Вы, разумеется, можете проводить обыск, если вам… Простите, что вы сказали?

– Прочтите это. – Г. М. сунул «чайное» письмо в руки Соару.

Соар прочитал его без всяких комментариев, но потом пристально посмотрел на Дервента. В его взгляде было понимание. Казалось, эти двое способны читать мысли друг друга. В чем-то они были удивительно похожи – например, в умении жонглировать словами, но над Соаром верховодили эмоции, а Дервент подчинялся исключительно логике. Хотя не исключено, что все было как раз наоборот. В любом случае держать себя в руках Соару удавалось с большим трудом.

– Присаживайтесь, джентльмены, – предложил он и присел сам на подлокотник кресла в другом конце комнаты. Тусклый свет лампы отразился в его очках. – Дервент, – сказал он, – письмо – фальшивка. Это вы его написали?

– Да. Это я его написал.

– Зачем?

– И мне хотелось бы это знать! – сердито вмешался Мастерс. Он позволил было Г. М. усадить себя в кресло, но снова привстал, не в силах справиться с возбуждением. – Вы тут много наговорили, мистер Дервент. Но так и не привели ни одной реальной, веской причины этой идиотской выходки, которая, будьте уверены, навлечет на вас немалые неприятности, потому что здесь сейчас весь уголовный розыск.

– Я объясню, если позволите. – Откинувшись на спинку кресла, Дервент изящно качнул кистью руки с зажатой между пальцами потухшей сигарой. – Полагаю, смогу убедить вас, что это был единственный способ получить необходимые мне доказательства.

– Доказательства? – переспросил Соар.

– Доказательства того, кто убил Уильяма Морриса Дартли на Пендрагон-Гарденс, в ночь на понедельник, тридцатого апреля тридцать четвертого года.

– И вы считаете, что это я убил его?

– Как ни странно, нет.

– Тогда кто?

Глаза Дервента скользнули по портрету маслом, висящему над каминной полкой. Это был портрет очень старого человека, имевшего неоспоримое сходство с самим Соаром. Даже очки у обоих были практически одинаковыми, но старик на портрете казался куда более свирепым и хитрым.

– Я уверен, что его убил ваш отец, – ответил Дервент. – И даже могу это доказать.

Глава шестнадцатая

Синий кувшин

Дервент положил сигару на край стола, соединил ладони, ритмично постукивая пальцами, и поднял глаза на портрет, почти неразличимый в скудно освещенной комнате.

– Вы же не имеете в виду, – удивился Мастерс, – вы же не имеете в виду старого джентльмена, умершего полгода или даже год назад? Но он никак не мог убить Вэнса Китинга. Он мертв. Он…

– Вы меня неправильно поняли, – резко оборвал его Дервент. – Я не говорил, что он убил Китинга. Я сказал только, что он убил Дартли. Вот где ваше расследование пошло наперекосяк. А я предупреждал, что напрасно вы сосредоточились на Китинге, вместо того чтобы заниматься Дартли.

Г. М. издал что-то похожее на стон.

– Значит, вы додумались до этого, а? – спросил он.

Дервент с живостью повернулся в его сторону.

– Неужели вы со мной согласны? – осведомился он без особого удовольствия.

– Я хочу услышать твои идеи, сынок. Все, что ты там надумал.

– Хорошо. – Дервент прикрыл глаза. – Позвольте мне кратко перечислить – для ясности – факты, связанные с убийством Дартли.

В Уильяма Морриса Дартли выстрелили дважды из автоматического пистолета тридцать второго калибра в единственной меблированной комнате в доме номер восемнадцать на Пендрагон-Гарденс. Он лежал ничком между столом и дверью, одетый в пальто. Его шляпа и перчатки остались на стуле. В комнате были обнаружены его отпечатки пальцев, а также отпечатки пальцев грузчиков, которые доставили в квартиру мебель. Других отпечатков не было. В камине разжигали огонь, и в пепле были найдены остатки большой картонной коробки и обгорелые клочки оберточной бумаги. И коробка, и бумага не имели отношения к чайным чашкам, стоявшим на столе. Контейнером для десяти чайных пар служил темный деревянный ящик около двух футов в длину и одного фута в высоту, и он исчез вместе с оберточной бумагой, в которую был упакован.

Чашки были расставлены на столе по кругу. Отпечатков пальцев на них не обнаружили. На чашках не было не только отпечатков, но даже следов от перчаток или салфетки.

Я начал свое расследование, – бархатный баритон Дервента звучал мягко и спокойно, – с фактов, касающихся продажи чашек; в частности, меня заинтересовала та чрезвычайная, почти невероятная секретность, в которой эта продажа происходила. Было известно, что Дартли купил чашки в тот самый день, когда его убили, и что приобрел он их у старого мистера Бенджамина Соара, заплатив две с половиной тысячи фунтов наличными. Однако о самом факте продажи чашек мистер Соар-старший объявил уже после смерти Дартли, и для всех это стало полнейшей неожиданностью. Нам известно (и на этот момент я обратил внимание моего друга Мерривейла вчера вечером), что днем тридцатого апреля Дартли не заходил в магазин Соара, как не посещал Дартли и Соар, хотя оплата, по его словам, была произведена наличными. В банковских счетах Дартли не было найдено никаких расписок в получении подобной суммы – хотя, опять же, расплачивался он наличными. Помощники мистера Соара, включая его собственного сына, об этой сделке не знали ничего. Ни сестра Дартли, ни его слуги никогда не видели этих чашек своими глазами. Создавалось впечатление, что Дартли их вообще не покупал. Что свидетельствует в пользу версии о покупке? Все, что мы имеем, – это показания свидетелей, что тридцатого апреля, в половине десятого вечера, Дартли вышел из своего дома на Сауз-Одли-стрит, неся в руках большую коробку, обернутую бумагой, в которой могли находиться чайные чашки.

Но были ли они там? Вы опираетесь на предположение, что Дартли днем купил эти чашки и унес их домой. Разумеется, вы так и должны думать, раз считаете, что в половине десятого он вынес их из дома в большой коробке. Вы полагаете, что он сам принес их в Пендрагон-Гарденс. А теперь скажите, что первым делом сделает заядлый коллекционер, заполучив в свою коллекцию чудесный редкий экспонат? Он начнет исследовать его – прикасаться к нему, может быть даже гладить. Без сомнения, Дартли должен был изучить дома каждую чашку. К тому же если он сам отнес их на Пендрагон-Гарденс, то наверняка брал в руки, ведь его отпечатками пальцев усеяна вся комната. Его отпечатки есть