Да, наверняка это не он. И в тот раз, у неё в квартире, Борис повёл себя так под влиянием момента и выпитого алкоголя. А если случилось раз, значит, и опять может повториться. Но это всё-таки другое, не выверенная подлость, не холодная расчётливая игра.

И всё равно не получалось окончательно убедить себя. Почему?

Слишком донимала совесть, не давала покоя: вдруг и правда всё исключительно из-за неё? Позвонить Борису и спросить прямо? Пусть лучше посмеётся или возмущённо пошлёт. Не хочется, конечно, но…

Арина потянулась за лежащим на приборной панели телефоном – она ещё не решила, а просто взять мобильник в руки, в принципе, ничего не значит – но не успела дотронуться, тот ожил сам.

Ну вот, не судьба. Провидение вклинилось, помешало. Или… нет?

Борис звонил сам.

Арина поёжилась, предположила торопливо – может, он захотел извиниться. Ну, ведь может быть?

Только что она собиралась набрать его сама, а теперь почему-то раздумывала, стоит ли отвечать. Потому что в голове уже сложилось – раз он напомнил о себе первым, значит…

Нет, лучше не додумывать, а действительно точно узнать. Арина сжала губы, мазнула пальцем по экрану, поднесла мобильник к уху.

– Привет, – произнёс Борис. Без какого-то особо напряжения, даже вроде бы радостно.

– М-м-м, привет, – откликнулась она и больше ничего говорить не стала. Хотя он тоже молчал.

Почему? Это же он позвонил, не она. Так зачем передал ей право продолжить разговор? Подслушал её мысли? Вообще невероятно. Ждал? Что Арина обо всём догадалась и скажет сама.

Ну уж нет. Лучше она послушает, что скажет он. И Борис, видимо, понял, не выдержал, произнёс:

– Вот, захотел узнать, как у тебя дела.

Арина опять тихонько протянула с понимаем, прежде чем ответить:

– М-м. Волнуешься за меня? – Но тоже не выдержала: – Или дело в другом?

– В чём же? – нарочито удивлённо поинтересовался Борис.

– Тебе лучше знать.

Господи, какой же глупый разговор. И, похоже, он точно затевался не ради извинений, а Борис всё-таки рассчитывал, что о главном заговорит она. И тогда он – как всегда – или обидится, или посмеётся, или осудит.

Ну и ладно. Не страшно. Даже показаться дурой. Но ведь ей больше всего и хотелось именно ошибиться. Хотя почти уже не осталось никаких сомнений.

– Это ведь твоя идея? С Викой.

– С Викой? – озадаченно переспросил Борис. – Кто такая Вика?

– А ты действительно не знаешь?

Он не ответил, но усмехнулся. Такой характерный выдох – даже на слух по телефону не ошибёшься. И сразу всё понятно, и… до сих пор не верится. А главное, это слишком значимо и серьёзно – во всяком случае для неё – чтобы обсуждать вот так, по мобильнику, между делом, переживая, что в ответ на любую неудобную фразу раздастся прерывистый звук коротких гудков.

Подобные разговоры лучше вести, глядя собеседнику в лицо, в глаза. Сложнее? Но ведь не только тебе, а и ему тоже. А если не видеть друг друга всё поневоле воспринимается проще и легкомысленней, кажется шуткой, всего лишь словами, блуждающими по эфиру.

– Мы можем поговорить не по телефону? – спросила Арина.

– Предлагаешь… – Борис зачем-то сделал паузу, придавшую излишнюю многозначительность следующему слову: – встретиться?

– Да, Борь, да! – подтвердила она. И нет в её просьбе никаких особых скрытым смыслов. – Встретиться, чтобы поговорить.

– Ну, ладно, – легко согласился он. – Если ты желаешь. Давай тогда часиков в шесть. В ресторанчике. В том, который недалеко от здания администрации. Через площадь и налево. Помнишь?

Он даже ни на мгновение не остановился, прежде чем назвать место и время. Как будто всё продумал заранее.

А может… так и есть? Он сам рассчитывал на встречу, на переговоры. Или… на ультиматум?

– Помню. Хорошо. Я поняла. Буду.

О своём разговоре с Борисом и о предстоящей встрече Арина никому говорить не стала. Котенков, как обычно, дома не сидел, мотался по делам – вот и нечего его отвлекать – а остальным она просто сказала, что ей надо съездить по делу. И Макар, и Оксана Григорьевны находились дома, поэтому Ева осталась не одна. Тем более, Арина вряд ли надолго.

Сначала она хотела добираться своим ходом, а не на «служебном» внедорожнике, а потом подумала – да ну и пусть! Хватит притворяться, подстраиваться, чтобы Боря, не дай бог, не услышал или не увидел то, что может его задеть или обидеть. Хватит постоянно чувствовать себя виноватой перед ним. И вообще, с самого начала надо было оставаться честной и искренней, объяснять, что не так, а не пытаться бесконечно ремонтировать разваливающийся домик несложившихся отношений.

Когда Арина вошла в ресторанчик, Борис уже сидел за столиком. Он сразу увидел её, махнул рукой, даже улыбнулся навстречу, дежурно, чуть снисходительно, желая продемонстрировать, какой он в любой ситуации милый и вежливый. А может – удовлетворённой? Ведь пока всё шло, как он хотел.

И да, Арине он сейчас неприятен, и у неё не хватало воли не думать о нём ещё хуже, не раздражаться. И вежливо улыбаться она не собиралась. Хотя, наверное, следовало взять себя в руки, но она слишком нервничала и вполне представляла себе перспективы. Оттого и было не по себе, оттого и не удавалось сдерживать эмоции. Но лишь бы внешне получалось выглядеть достаточно спокойной и уверенной.

Арина неторопливо приблизилась к столику, кивнула в знак приветствия и – больше никаких отступлений, никаких игр в слова, особенно бессмысленно-дурацких – сразу спросила:

– То есть с Викой – это действительно ты?

– Арин! – Борис сдвинул брови, недоумённо уточнил: – Какая Вика?

А глаза при этом откровенно смеялись, да и в уголках рта пряталась надменная улыбка.

– Борь, не придуривайся, – сухо потребовала Арина. – Ты же прекрасно знаешь.

Их прервал официант – подошёл, глянул вопросительно на Бориса:

– Уже выбрали?

– Эспрессо, – произнёс Борис, добавил предупреждающе, передавая ему меню: – И всё.

– А вам? – официант перевёл взгляд на Арину.

– Можно просто воды?

– Хорошо, – откликнулся он чуть озадаченно, и не стал лезть с советами и предложениями по выбору, просто удалился, а Арина опять посмотрела на Бориса.

– Боря! Неужели ты не понимаешь, что играешь судьбой маленькой девочки? Что прежде всего это её коснётся. А не родителей.

Он чуть подался вперёд, навалился грудью на край стола, словно хотел оказаться поближе к её лицу, чтобы произнести прямо в него:

– А тебе-то какое дело до маленькой девочки, Ариночка? Разве тебя не исключительно её папаша интересует? Только не говори, что ты к ней привязалась, ты её полюбила. Да вся её ценность для тебя в том, чтобы пустить пыль в глаза папочке, показать, какая ты добрая и славная. Она же для тебя чужая. – Он произносил всё это с абсолютной уверенностью, ни капли не сомневаясь в своих словах, временами брезгливо морщился, потом на секунду с силой, до вздувшихся желваков, сжал зубы и дальше процедил уже сквозь них: – А ведь у тебя свои дети могли быть. Наши дети. Но ты же вечно меня обрывала, стоило только мне заговорить о нашем будущем.