Поймал себя на том, что остановился напротив двух прачек. Даже не так…

Вначале голова повернулась в сторону о чем-то говорящих и моющих бинты медсестер. Рефлекс сработал на чью-то интонацию или еще как сказать! Потом тело само повернулось на звук беседы и заставило голову и глаза направить на беседующих подруг, а тело остановиться рядом. Лиц не видно, тела сидящих на корточках девиц спрятаны под каким-то непонятным женским одеянием. Видны закатанные рукава и поднятые на колени подолы юбок. Руки обеих что-то стирают в одном корыте на двоих. Далее глаза начали бегать по двум затылкам с волосами, завязанными в пучок. Постепенно мысли оформляются в определение того, что эти черные как смола волосы у одной и светлые у другой мне знакомы. Но далее мысли словно заморозились. Тупо смотрю на качающиеся в такт беседе затылки увлеченно общающихся медсестер. Глаза бегают, бегают и снова бегают, отслеживая затылки.

Далее события все так же не торопятся развиваться. Наконец одна из беседующих обращает внимание на ноги остановившегося напротив военного и поднимает лицо. Наши глаза встречаются. Мои ненадолго задерживаются и вновь начинают движение по маршруту – глаза напротив, затылок второй, глаза напротив, затылок другой. Мозг все еще не хочет осознать факт определения личностей встреченных медсестер. Наконец белобрысый затылок заменяется второй парой глаз. А голова все еще двигается и двигается, пытаясь всмотреться и опознать встреченных мной девиц. Глаза моргают и моргают, лицо начинает жить своей жизнью, отражая эмоции движением губ.

Этого просто не может быть! Что эти две девицы здесь делают? Так не бывает! Это дурость. Или наглость. Они что, ненормальные? Да кто их сюда пустил? Что эти шпионки здесь делают? Старейшина сказал, что они не шпионки, а фактически сестры. Что делать?

Лавина мыслей проявляется в голове.

– Иван, – выдает наконец Ирхен.

– Здравствуйте, – выдыхает Юника.

– Как вы тут оказались? Почему вы обе здесь? Разве вы обе не должны оказаться на той стороне вместе с небезызвестным нам Эриком? – наконец я смог уложить свои мысли по полочкам, заодно пытаясь сообразить, как мне спасаться, если эта парочка вдруг решит меня прикончить на месте, взорвавшись в атаке, как это произошло некоторое время назад в Николаеве.

– Дедушка выгнал Эрика и расторгнул помолвку. За то, что он использовал нас в Николаеве на твоем корабле. Сказал, чтобы мы шли служить рядом с тобой. Вот мы и устроились в госпитале, – закончила объяснение Ирхен. – Дедушка хочет встретиться с тобой. Сказал, что пошлет к тебе людей. Марину и Светлану с детьми отправили на нашей шаланде в Поти. Марина сказала, что там у вас есть частный дом. Ты еще до войны купил. Вот дедушка и выделил им шаланду. Заодно и других женщин с детьми из флотилии туда посадили. Добрались хорошо, три дня назад шаланда вернулась обратно. Теперь вновь туда же пойдет. Загрузит рыбу и продукты и повезет в Грузию, там сейчас много новых жителей, еда подорожала, и рыба пойдет на продажу по выгодной цене. – Простота Ирхен не имела границ.

Обе такие простушки с наивными глазами. Не скажешь, что эти девицы не только имеют высшее университетское образование, но и аристократки высокого уровня. Не надо забывать, что они обе имеют и специфическое образование – от «Бранденбурга».

Да! Вот так поворот судьбы! И что же мне теперь делать?

– Да, красавицы, ну вы меня удивили! Что делать? По-хорошему, всыпать бы каждой розог и гнать отсюда в три шеи… – Увидев, что взрывных действий, опасных для моего тела, пока не последовало, я начал приходить в себя.

– Нам и так из-за тебя попало. На следующий день, как ты ушел, дед лично побил нас посохом в присутствии всей семьи, а потом заставил три дня в часовне молиться и поститься. Эрика тоже отругал. Сказал, чтобы исчез с хуторов, вместе со всеми своими людьми. Потом вызвал нас и послал к тебе. Мы еще в Цюрупинске в госпиталь записались. Так что тебе решать… – Женский менталитет поражает.

– Ира, Юля, а чего вы сначала гляделки устроили, а теперь еще капитану третьего ранга сказки рассказываете. Не расскажете ли, чего это он к вам как бычок прибежал? Шел себе человек и вдруг как дубиной пришибленный возле вас оказался… – Дородная соседка, которую я ранее в госпитале не видел, решила приобщиться к беседе.

– Это мой старший брат. Командир монитора «Ударный» Иван Прохоров, – с гордостью и словно выросшая на голову (выпрямила плечи, распрямилась и выдвинула вперед грудь) оповестила всех о нашем родстве Ирхен.

– Это тот монитор, который… ой, так чего же вы, глупые гусыни, тут делаете… Мы за вас достираем. А вы идите хоть чаем его угостите. «Ударный» у нас же самый главный корабль флотилии. Там, где самые трудные бои, там и «Ударный». Ну, Ирка, ты даешь, смотрите, такого брата от нас скрывала. И молчали же обе. – Соседка, отряхнув руки от мыльного раствора и поднявшись с корточек, живо вытолкала обеих прачек из-за корыта. – Идите, без вас достираем.

Спустя десять минут я оказался за столом, принимая из одних рук чашку крепчайшего чая, а из других – пару сухарей и большой кристалл кускового сахара.

Что делать? Как себя вести? Вроде диверсантки. Вроде и родственницы. Капиталистки же обе и аристократки настоящие. И в то же время какие диверсии прачки сделать могут? И не бегут на этот раз. Еще и по-родственному общаются. Что делать? Как быть?

Куча мыслей в голове. Как командир должен их считать диверсантами. Как родственник… Так ведь сам затеял эпопею «детей лейтенанта Шмидта».

И тут пришло прозрение. Осталось от силы несколько суток до так называемого дня встречи с судьбой. Девушки при госпитале уже почти месяц. И ничего не произошло! Значит, несколько дней моей бездеятельности ничего не решат. Если выживу, тогда и буду все решать. А пока пусть все будет как есть.

Решил, и сразу на сердце стало легче. Чай с кусковым сахаром и сухарями вприкуску это нечто.

Идиллия закончилась, не успев начаться. В госпиталь привезли три машины раненых. Шум, гам, вокруг забегали медсестры и раненые, помогающие разгружать машины. Но главное, что меня поразило, у большинства раненых замотаны бинтами верхняя часть туловища и руки. Обмотанные, как у мумии, головы, торс и руки. Завязаны даже глаза – у большинства ранения, словно от картечной гранаты.

Стрелять из пушек шрапнелью по обороняющимся? Такого не может быть!

– Откуда вы? Чем это вас так немцы обстреливали? – задаю вопрос ближайшему адекватному раненому.

– «Юнкерсы». Сотни бомб сбросили. Маленькие, как рой пчелиный, и еще и свистят. А потом над нами бабах. От них нет спасения. Несколько не взорвалось. Лежат как дыньки. Петька взял в руки, а бомба как… Нет Петьки, и головы с руками его тоже теперь нет. Так безголового и безрукого и похоронили, – услышал в ответ.

Матерь божья. Это же явные признаки применения кассетного оружия. Но время кассетного оружия еще не наступило. Хотя нет. Что-то же было у немцев. Да, бомба «бабочка».

Все разложилось как по полочкам. Немцы ведь ими Лондон бомбили. Значит, ковровое бомбометание. Какая может быть защита? А никакой защиты, кроме окопов. Бронежилетов ведь нет. И еще – эти все «бабочки», словно мины противопехотные, не извлекаемые. Трогать и разоружать нельзя!