В доме Юсуфа друзья по-прежнему были тайными гостями, скрытыми от посторонних глаз. Эта секретность уже раздражала Дмитрия, душа его рвалась вдаль, и однажды вечером он не выдержал, решительно направился в покои купца, отодвинув слугу, дежурившего у входа.

Юсуф разговаривал с каким-то гостем. Услышав шаги Дмитрия, собеседники разом обернулись к двери. Гостем Юсуфа был пожилой человек приятной наружности. Дмитрия поразили его глаза — не цвет или форма, а взгляд — пристальный, умный, острый, но с добродушной искоркой в глубине. Дмитрий поприветствовал странного человека, как умел, по-восточному и обратился к Юсуфу:

— Прости, господин, но я и мои друзья тебя больше не понимаем. Почему мы должны прятаться, как воры? Кого нам бояться? Нас здесь никто не знает. Мы никому не причинили вреда. Что скрывается под твоим запретом выходить на улицу?

Юсуф и незнакомец переглянулись, и Дмитрию показалось, что гость тихо спросил хозяина: «Это он?» Купец молча кивнул.

И вдруг незнакомец подошел к Дмитрию, внимательно посмотрел ему в глаза и сказал по-гречески:

— Бог любит тех, кто любит жизнь.

— Почему ты говоришь это мне, господин? — удивился Дмитрий.

— Ты любишь жизнь и не станешь отнимать ее понапрасну, я это вижу по твоим глазам. У нас с тобой разные боги, но их святыни находятся рядом. Крестоносцы сражаются с мусульманами, убивают друг друга. И каждый говорит, что совершает все во имя своего Бога. Но это не верно. Тот, кто сеет смерть, всегда действует только во имя дьявола. Запомни это, купец Дмитрий.

— Откуда ты знаешь, как меня зовут? — еще больше удивился Клинец.

Собеседник тихонько рассмеялся и сказал:

— Конечно же, я не прочел твое имя у тебя на лбу. Мой друг Юсуф сообщил мне, как зовут человека, который поедет в Фессалонику. Тебе, христианин Дмитрий, предстоит узнать людей, принадлежащих к ордену убийц. Они называют себя правоверными мусульманами, но это не так. Аллах, как и Христос, не любит убийц: ведь они отнимают то, что даровано Богом.

Загадочная речь странного человека понравилась Дмитрию. Молодому купцу даже показалось, что своими словами собеседник его благословляет, хочет что-то вложить ему в душу.

— Мне пора, Юсуф, — обратился гость к хозяину. — Я рад, что смог тебе помочь. И человека ты выбрал достойного. — Он кивнул в сторону Дмитрия. — Ну, пойду, меня не должны видеть возле твоего дома. А завтра я уже буду на пути в Медину.

Хозяин и гость вышли в другую дверь и там, очевидно, коротко попрощались. Юсуф тут же вернулся обратно. После беседы со странным гостем Дмитрий уже не чувствовал ни капли раздражения или обиды на сирийского купца.

— Как зовут твоего друга, Юсуф? — спросил он с внезапным интересом. — Какой удивительный человек! Кто он, откуда, куда идет?

— «Откуда мы пришли? Куда свой путь вершим?..» — проговорил Юсуф, улыбаясь. — Он тоже любит задавать подобные вопросы. Он идет из Хорасана. Совершает хадж в Мекку и Медину — подобно тому, как ваши паломники ходят в Иерусалим. Этот человек — великий ученый и поэт. Зовут его Омар Гиясаддин Абуль Фахт ибн Ибрахим. Но больше он известен под именем Хайям.

— Хайям? — повторил Дмитрий уже слышанное где-то слово. — Кажется, это означает «создающий шатры»?

— Да. Когда жизнь тесно связана с дорогой, ставить шатры — необходимое умение. А теперь садись, купец Дмитрий, и слушай, какое дело я хочу тебе поручить.

Юсуф плотно закрыл окна и двери и уселся напротив Дмитрия. Их разделял только маленький столик, на котором лежало несколько бумаг.

— Так вот, — продолжал сириец, — когда я был на Кипре, ко мне случайно попало письмо, из которого я узнал, что некие люди собираются во время ярмарки убить эгемона — то есть градоначальника — Фессалоники. Не так давно они хотели убить и меня по приказу своего повелителя Хасана ибн Саббаха — только за то, что я в одном частном разговоре обвинил его в убийстве везиря Низам-ал-Мулька. Но мой друг Хайям, который в юности учился вместе с Хасаном ибн Саббахом, заступился перед ним за меня, и я был помилован. И вот теперь смерть грозит эгемону Фессалоники. Эти убийцы неумолимы. Возвращаясь с Кипра, я думал о том, где найти толковых людей, которые не были бы знакомы с убийцами и смогли бы, проследив за ними, предупредить эгемона. И вот судьба послала мне тебя и твоих друзей. Вы подойдете для этого дела как нельзя лучше.

— Ты спасаешь эгемона просто из человеколюбия?

— Не только. Я кое-чем ему обязан. К тому же он покровительствует торговым людям. Ты ведь тоже купец? И будь уверен, он щедро вознаградит и тебя и меня за свое спасение.

— А почему ты прямо с Кипра не послал к эгемону кого-нибудь из слуг?

— О, ты не знаешь, что за люди эти убийцы. Если недавно они следили за мной, то знают всех моих слуг и друзей. Вы же, русы, — люди им не знакомые. Вы поедете в Фессалонику на том же корабле, что и убийцы, и станете незаметно наблюдать за ними. Их будет трое, как и вас.

— Но как мы их узнаем?

— Вот об этом мы только что говорили с Хайямом. Ему удалось выведать, в каком доме Дамаска остановились убийцы. Вы будете следить за воротами, пока не увидите всех троих. У каждого из них на одежде застежка в виде орлиного крыла. «Аламут» — «орлиное гнездо» — так называется их главная крепость, где живет неумолимый старец Хасан ибн Саббах. Много лет он обитает в Аламуте, но его власть простирается от Самарканда до Дамаска. Его люди выносливы, стойки к лишениям, не боятся смерти и пыток, умеют даже менять свой облик. Раз провинившийся перед ними вынужден всю жизнь носить под платьем кольчугу. Вот с какими людьми вам предстоит померяться силами. Не испугаетесь?

— Но кто эти страшные люди?

— Мулицы или, как называют их франки[40]— ассасины. Ты бывал на Востоке и, верно, слыхал, что это значит.

— «Я твой ассасин! Выполняя твое повеление, донна, я заслужу место в раю». — Так говорит своей даме влюбленный в нее трубадур.

Евпраксия подняла глаза от письма и посмотрела на девушек. Анна и Надежда слушали ее по-разному. Боярышня ловила каждое слово, гончаровна же рассеянно перебирала моток ниток у себя на коленях и смотрела куда-то вдаль. После свадьбы Глеба и Бериславы Надежда совсем сникла, ушла в себя. Уже октябрь был на исходе и почти месяц миновал со дня пресловутой свадьбы, а гончаровна все еще не могла опомниться. На улице она почти не появлялась, избегая встречи со своими обидчиками, боясь привселюдного осуждения и осмеяния. Лишь иногда, крадучись, проскальзывала в Андреевский монастырь, чтобы увидеться со своими утешительницами.

В этот раз случай был особый: с посольством из далеких земель прибыло письмо и несколько книг от просвещенной тосканской дамы Катарины Фортини, с которой Евпраксия подружилась при дворе герцогини Матильды.