По спине Елены Валентиновны побежал пот, опохоронах крошки она и не подумала.

– Посидите тут, – велела врачВалентине, – я скоро вернусь, меня срочно в реанимацию вызывают.

– Конечно, конечно, – закивалата, – извините за беспокойство.

Елена опрометью бросилась в коридор, вытащиламобильный и соединилась с Богодасысром.

– Что за дела? Тут пришла твоя жена!

– Валька?

– Да. Хочет младенца похоронить!

– Дура! Кретинка! – принялсяплеваться огнем директор. – Вечно без мыла в задницу лезет!

– Она не в курсе?

– Нет, конечно! Считает, что он и впрямьпомер! – бесновался Богодасыср. – Ишь какая! Мне ничего не сказала!Поперлась! Внучок он ей! Ну… Ну…

– Успокойся, – рявкнулаИсаева, – только скажи, как мне поступить?

Директор замолчал, потом заявил:

– Скажи кретинке: Мария Кирилловна давнотело забрала.

Так и поступили, вопросов больше не возникало.Валентина ушла, а Елена постаралась забыть содеянное. Она оправдывала себяпростой мыслью: мальчику лучше в приюте. Дома он никому не нужен: нималолетней, глупой маме, ни сверхэгоистичной бабушке, ни деду, больше всегодумающему о своей карьере. Ребенка начнут третировать, пусть уж лучше в детдомеживет, может, усыновит его кто.

– И Алла ничего не заподозрила? –удивилась я.

– Нет.

– Не спросила свидетельство о смерти?

Елена Валентиновна щелкнула языком.

– Маленькая, наивная дурочка, впавшая вдепрессию. Да ей и в голову не пришло, что какие-то бумаги в подобных случаяхвыдают. Бабушка привезла ее в клинику и увезла отсюда. Уж не знаю, чего она ейпотом наплела. Может, сообщила, что не зарегистрированные в загсе младенцывроде как и не люди? Ну, свидетельства о рождении не выдавалось, следовательно,и бумаги о кончине нет. Очень я надеялась, что больше никогда не услышу об этойистории. Ан нет!

Исаева замолчала.

– Раз уж начали, так довершайтерассказ! – воскликнула я. – Что вы еще сделали? Это связано смальчиком?

Елена кивнула.

– Да, чуть больше трех лет с той историипрошло. Кстати, Богодасыср с блеском сдержал все свои обещания. Риточкаполучила медаль и без проблем оказалась в вузе.

Как раз в тот самый день, когда спискипоступивших вывесили у входа в вуз, Елена Валентиновна, счастливая донельзя,шла от метро домой. В душе у нее пели птицы и распускались розы. Риточка –студентка! Кстати, начав получать в школе отличные оценки, девочка словнорасправила крылья, научилась себя уважать, перестала робеть у доски, впадать впанику на контрольных, и сейчас Елена понимала: дочка сумеет справиться с учебойв институте, получит профессию, устроится на отличную работу, выйдет замуж.

В приподнятом настроении врач зашла всупермаркет, радостное событие хотелось отметить. Выбрав бутылку шампанского,Елена толкнула тележку и задела случайно невысокую женщину, одетую во всечерное.

– Извините, – воскликнула Исаева.

Покупательница повернула голову, повязаннуючерным платком.

– Ничего, – тихо ответила та, –мне не больно. Добрый день.

– Здравствуйте, – машинальноподхватила разговор Елена, – простите, мы знакомы?

– Я Валентина, – дрожащим голосомпроизнесла закутанная в траур незнакомка, – приходила к вам в кабинет,хотела тело внука для похорон забрать.

Елена попятилась и от неожиданности ляпнула:

– Господи, что с вами случилось? Вы же нестарая женщина, а так жутко выглядите!

В ту же секунду она прикусила язык. Валентинана самом деле походила на столетнюю бабку, которая коротает жизнь, посещаяцерковь и кладбище. На лице у нее не было ни грамма косметики, из-под низконадвинутого на лоб платка выбивались полуседые пряди волос, она была вбесформенном черном одеянии, и не понять с первого взгляда, что за вещьнацепила Валентина: то ли платье, то ли халат.

– Простите, – залепеталаЕлена, – я не хотела вас обидеть.

Валентина поправила платок.

– После смерти сына у меня просто рукиопустились, ни о чем думать не могу.

Елена пришла в еще большее замешательство.

Внезапно Валя схватила Исаеву за плечо.

– Послушайте, пойдемте ко мне, помянемАлешу.

Врач вздрогнула и попыталась отказаться.

– Но, право, мне неудобно…

– Дома никого нет! – лихорадочновыкрикнула Валентина. – Я одна сижу. Вот от тоски в магазин подалась,плохо мне, не передать словами! Письмо недавно от сына пришло, головазакружилась, ничего не понимаю, вы уж не бросайте меня, умоляю!

Что оставалось делать Елене Валентиновне?Пришлось, забыв про собственный праздник, принимать участие в чужом горе.

Сначала помянули Алешу, выпили за упокой души.Сказать, что Елене было некомфортно, – это не сказать ничего. Нехитраязакуска не лезла врачу в горло, хорошо, хоть Валентина не рыдала. Но, опрокинувв себя пару рюмок, несчастная женщина вдруг начала рассказывать свою жизнь, иИсаевой стало совсем кисло.

Домой она пришла, ощущая себя больной, упала вкровать, попыталась заснуть, но сон не шел. Перед глазами стояла Валентина,замотанная в черный платок, а в ушах звучал тихий, скорбный голос:

– Одна я на всем свете. С мужемразводиться хочу, не нужна никому. Хоть бы господь прибрал меня к себе. Может,оно и правда про тот свет? Вдруг с Алешенькой встречусь?

Несколько дней после общения с ВалентинойЕлена ходила сама не своя. Обманывая Аллу, Исаева не испытывала никаких муксовести. Во-первых, она желала увидеть дочь студенткой, а во-вторых, искреннеполагала, что таким, как Вяльские, ребенок не нужен.

Богодасыср тоже не походил на любящегодедушку, отец ребенка, Алексей, ни разу не пришел в клинику к Алле. Но вот оВалентине Елена в момент, когда затевалось дело, не знала, сообразила о том,что у директора имеется жена, лишь когда Валя заявилась к ней в кабинет спросьбой выдать тело. Богодасыср тогда обозвал жену идиоткой. Но сейчас Еленахорошо поняла: Валентина единственная из родственников несчастного малыша,которая могла бы о нем позаботиться. Более того, мальчик нужен ей, а она ему.