— Нервишки у вас пошаливают.

— Да уж и есть с чего, — грустно усмехнулся Роман. — Избизнеса меня потеснили, под чужую кровать загнали, жизнь висит на волоске, женаушла в к другому. Полный абзац!

“По сравнению с ним я просто счастливица”, — ужаснуласьЛипочка и сказала:

— Учитывая все беды, вам, как никогда, нужно здоровье.Давайте примем лекарство. Есть у меня хорошее успокоительное. Мне, кстати, тожене помешает.

Она покопалась в сумочке и выдала Роману таблетку. Подумав,добавила еще, пояснив:

— Стресс еще тот, одной будет мало.

— Вам видней.

Он механически проглотил обе пилюли, посидел, прислушался ксебе и решительно изрек:

— Это все ерунда. Надо выпить.

Липочка растерялась:

— Выпить? Чего?

— Водочки. Есть у вас в доме?

— Да-а, где-то есть.

Она вскочила из-за стола и засуетилась:

— Сейчас посмотрю в баре. Рюмочки тоже там. А в холодильнике— лимончик. И закуска имеется.

Роман возразил:

— Не надо закуски. Лекарство натощак принимают.

— Как хотите.

Минуту спустя Липочка решительно поставила на стол бутылку ипризналась:

— Знаете что, я тоже выпью. С превеликим удовольствием, хотьи жуткая трезвенница.

Роман пристально на нее посмотрел и спросил:

— А если придет Ваня?

Липочка махнула рукой:

— Кто там придет. Я слышала, что он уже практически живет увашей загогулины.

— Кстати, — заинтересовался Роман, — а что вы ему скажете,если он все же явится?

Она пожала плечами:

— Ничего не скажу.

— И скандала не устроите?

— Бессмысленно.

— Это как-то не по-женски, — усомнился Роман.

— По-вашему: по-женски, это если глупо? — удивилась Липочка.— Какой смысл устраивать ему скандал? Я-то все знаю, но с поличным его непоймала. Конечно он будет упрямо отрицать. К тому же, если я скандал устрою,надо будет решение принимать.

— Да, придется.

— Именно. Вряд ли Ваня захочет уходить из дома.Благородством он никогда не страдал, следовательно уходить придется мне. А кудавам деваться тогда? Нет, — она огорченно покачала головой, — не надо никаких скандалов.Пока все оставлю по-старому.

Роман смотрел на нее с восхищением:

— Вы потрясающая женщина! Даже не думал, что есть такие.

— А кто это ценит? — спросила она.

— Я ценю. Наливайте. Нет, я сам лучше вам налью. За этообязательно надо выпить.

— Надо, — согласилась Липочка.

И они выпили! Потом повторили. Уже за знакомство. Потом — задружбу. Потом за удачу. За романтику. За малиновые рассветы. За Фиделя Кастро.И за тех, кто против абортов. И за кого-то еще…

А потом пришел Ваня.

Ваня пришел и удивился: жена не встречает его в прихожей, аведь не виделись несколько дней.

— Солнышко! — закричал он. — Ты дома?!

Роман вскочил на ноги. Точнее, хотел вскочить, но водкакрепко легла на пилюли — Романа здорово развезло. Под кровать он уполз начетвереньках, но, надо признать, резво уполз.

Липочка же никуда уползти не смогла, а потому храбровстретила предателя-мужа, лежа своей пышной грудью на обеденном столе. Желтухиноткрыл дверь кухни и как вкопанный остановился на пороге. Он не верил своимглазам и довольно долго переваривал увиденное, а, переварив, сказал:

— Так-так-так! И что мы празднуем?

Липочка попыталась поднять лицо со стола, но не смогла ипромычала нечто нечленораздельное. Как это ни парадоксально, но язык —важнейший инструмент человеческой речи — ей только мешал. Казалось, он теснозаполнил весь рот, войдя в конфликт с зубами. Липочка попробовала выплюнутьсвой язык, но как бы не так — он прочно занимал свое положение, игнорируяинтересы хозяйки. Липочка икнула, сдалась, оставив язык (важнейшее оружиеженщины) во рту, и подумала: “Не будем разоружаться”.

Желтухин, не подозревая о проблемах супруги, попыталсяустроить допрос.

— А почему рюмки две? — грозно спросил он.

Липочка тоненько (как могла) захрапела.

“Гиблое дело”, — решил Желтухин и, взвалив на плечо теложены, отнес его в спальню. Бросил на кровать и, почесывая в затылке, отправилсяк Глаше.

— Ты с женой моей не пила? — строго спросил он.

— Не-ет, — растерялась Глафира.

Из-за спины ее вынырнул Пончиков и завопил:

— А ты такой холодный, как айсберг в океане, и все моипечали проходят стороной…

“Та-ак, — подумал Желтухин. — Пончиков уже на ногах нестоит. Неужели с ним пила моя Липочка?”

— Пончиков, ты с кем пил? — поинтересовался он.

Пончиков повел себя нагло.

— А я отчитываться не обязан, — заявил он. — Ты мне не жена.И все мои печали проходят стороной, — еще громче грянул он.

— Че орешь, оглашенный? — рассердился Желтухин.

— Да, я оглашенный, — согласился Пончиков. — А каким еще ядолжен быть, после жизни с Глашей? Зато ты, Ивашка, облипленный.

— Почему это? — удивился Желтухин.

— Потому, что жена твоя — Липа. — И он заржал: — Яоглашенный своей Глашей, а ты облипленный своей Липой. А он такой холодный… —снова грянул Пончиков, чрезвычайно довольный своим остроумием.

Глафира пожала плечами, мол ничего не знаю, мой-то всегда нарогах. Впрочем, она подозревала с кем пила Липочка. Чуть раньше Глафирарасстроилась, не найдя на своем балконе Романа. Однако сдавать подругу она нерешилась, еще не совсем разобравшись выгодно ли это ей.

Не получив на вопрос ответа, Желтухин отправился домой. Онбыл очень расстроен. “Вот оно, начинается, — зудело в голове. — То, чего всюжизнь боялся, пришло. А все работа проклятая. И жены чужие. За своей некогдаприглядеть. Душа не на месте. Сердце барахлит. Темперамент мой дает сбои…Э-хе-хе…”

Он раздел хмельную супругу, заботливо прикрыл ее одеялом и,буркнув “завтра разберемся”, потопал в кухню чинить следствие. Там емуразбередила душу пустая бутылка. И вопрос не давал покоя: “Почему рюмки две?”Сильно настораживал беспорядок в кухне и особенно две пустые коробки из-подтортов. Неужели солнышко наплевало на диету? Не может быть!