— Если уж мать согласилась, то Ольга бы не стала емуперечить, — пробормотала Лена, — даже если бы ее не похитили, онасделала бы все, как решил Никита.

— Может быть, поговорить с ними, все выяснится, —неуверенно предложила Надежда.

— Что тут говорить, все ясно, — отмахнулась Лена.

— Алексей, а как все это связано с вашим делом? —спросила Надежда, чтобы сменить тему разговора.

— Я узнал, кто за всем этим стоял. — Он махнулрукой в сторону лагеря. — Генерал Игнатов. Он тоже сегодня умер.Официальная версия — сердечный приступ, но поговаривают о самоубийстве. Хотя яне верю ни в то, ни в другое, — не такой это был человек. Ну ладно, какстемнеет, я тебя к себе перетащу, — обратился он к Лене, — а то как бысатанисты не нагрянули. А сейчас мне надо еще в лагерь наведаться.

— Исчезает и появляется как привидение, —вздохнула Надежда. — Что ты так смотришь?

— Куда мне теперь? — прошептала Лена.

— А ты посоветуйся с ним, он поможет.

— Почему вы так думаете?

— Со стороны виднее, — усмехнулась Надежда.

В лагере творилось черт знает что. Последствия взрыва бойцыликвидировали, пожар потушили сами. Поскольку каменные стены остались стоять,то огонь далеко не распространился. Приехавших по вызову перепуганных местныхпожарных охрана лагеря вежливо завернула, обезглавленную местную милицию тоже —мол, сами разберемся, у нас военная часть, все сами сделаем. Но уж очень хмуросмотрел пожилой, Васильевич, как его называли, головой покручивал и все шеютянул на развалины амбара взглянуть. Но без начальства не рискнул на скандалнарываться. А начальство его лежит себе в больнице, выздоравливает.

Голова у капитана Свирбенко крепкая, скоро заживет, и как быне начал он отвечать на вопросы людей из Луга, а может, из самого Петербургаприедут. Потому что выяснить про его связи с людьми из лагеря нетрудно —поселок Оредеж небольшой, от людей ничего не скроешь. Но эту проблему они покаеще решить в состоянии, думал человек в штатском, «отец родной», дело этозаурядное… Эх, капитан Свирбенко, никогда ты не станешь майором!

Капитан Свирбенко неожиданно проснулся.

В палате было темно, только голубоватый лунный свет лился вокно, как разбавленное молоко, придавая окружающему нереальный таинственныйвид. Капитан чувствовал себя ужасно, как с тяжелого похмелья. Голова гудела,как колокол, руки и ноги существовали как будто отдельно от него, абсолютно неповинуясь своему хозяину. Скосив глаза, он увидел стойку капельницы и трубочку,тянущуюся к руке. И вдруг до него донесся тихий звук. Как этот звук проник вего сознание сквозь гул в голове, капитан не понял, но, очевидно, этот звук егои разбудил — звук крадущихся шагов. Капитан не мог пошевелиться, все, на что онбыл способен, — это осторожно скосить глаза в сторону. Он увидел крадущегосяв лунном свете человека. Узнать его он не мог — обманчивое лунное сияние делаловсе в комнате неузнаваемым и непривычным. Но капитан Свирбенко сразу понял, чтогость пришел по его душу.

Он попытался крикнуть, но вместо этого издал только слабыйстон. И даже этот стон показался незнакомцу опасным — он подскочил к капитануи, схватив с соседней пустой койки подушку, закрыл Свирбенко лицо. Капитанпопробовал сопротивляться, но больное тело его не слушалось. Он ждал удушья,думал, что ночной убийца навалится на него, прижимая подушку, но этого непроизошло: воздух слабо проникал через вату. Самым страшным было то, чтокапитан не мог видеть, что делает рядом с ним убийца.

А тот тем временем достал из кармана пузырек с прозрачнойжидкостью и с помощью шприца ввел его содержимое в капельницу, потом взглянулна часы и стал ждать.

Капитан Свирбенко чувствовал его незримое присутствие, истрах все больше овладевал его замутненным сознанием. Вдруг что-то изменилось.Капитан почувствовал странный покой, удивительную легкость. Он почувствовал,что летит над росистым солнечным лугом, набирая высоту… Солнце пронизывало еготело, он становился прозрачным и невесомым. Радость захватила все его существо,она становилась невыносимой, казалось, еще немного — и его не станет, останетсятолько радость.., и действительно, его не стало.

Тело капитана Свирбенко напряглось в судороге, выгнулось ибезвольно обмякло. Убийца осторожно проверил пульс, убедился, что капитанмертв, снял с его лица подушку, проверил, не осталось ли после его посещениякаких-нибудь следов, протер на всякий случай все предметы, к которымприкасался, и, крадучись, покинул палату.

Мертвое лицо капитана Свирбенко, освещенное голубоватымлунным светом, казалось удивительно счастливым.

— Располагайся, — Алексей приглашающе махнулрукой, — здесь тебе будет спокойнее.

А то действительно, приедут эти ненормальные, еще тебязаставят в своих оргиях участвовать.

Лена осторожно к нему приглядывалась.

Ей казалось, что теперь это совершенно другой человек. Онстал гораздо спокойнее и человечнее, что ли. Она молча села на краешектабуретки.

— Ну что ты смотришь на меня волком? — не выдержалон. — Сердишься за прошлую ночь? Но ведь не насиловал же я тебя, в самомделе!

При этих словах Лена вздрогнула — да, действительно, онасама… Она вспомнила прошлую ночь, как он целовал ее, и как закрытые глазапридавали всему ощущение нереальности. Лена зябко повела плечами.

— Зачем ты вытащил меня из амбара? Почему не оставилтам? Сколько проблем решились бы сами собой! Я никому не нужна, понимаешь. Уменя никого нет — ни друзей, ни родных. А когда у человека нет близких — он несуществует. Господи, как я хочу умереть!

И какой удобный был случай — после взрыва ничего бы неосталось. И никто не стал бы меня искать — была и пропала! Да и была ли…

— Если ты так хотела умереть, то почему не сказала им,что ты — не та женщина.

— Они бы все равно не поверили, кто в такое поверит?

— А если бы ты упорствовала, то стали бы пытать, —жестко произнес он. — Значит, смерти ты не боишься, а страданий боишься.

— Что ты понимаешь в страданиях! — взорваласьЛена. — Ты можешь представить свое состояние, когда ногу ломают вчетвертый раз и надежда почти пропала? И хоть врачи говорят, что да, возможночудо, и вы сможете танцевать, но в глубине души ты уже понимаешь, что ничего непоможет. Но все-таки требуешь очередной операции.

— Болит нога? — спросил он тихо.

— Теперь нет. Но о балете можно забыть навсегда.

Она не сразу сообразила, что он держит в руках ее лодыжку имягко поглаживает место перелома.

— Не думай сейчас об этом, — шепнул он. — Всеуже в прошлом. Ты жива, а это главное.