– Но у меня здесь куча телеграмм по ходу мобилизации, – указал Монкевиц на заваленный бумагами стол, словно желая заслониться стопкой депеш от въедливого генерала. – Я как раз второго дня и сегодня анализировал ход формирования частей и могу с полной ответственность сказать, что приведение на военное положение первоочередных войск идет полным ходом. Означенные нами части в полных составах и с положенным имуществом своевременно заканчивают свою мобилизацию и выступают в районы их стратегического развертывания. Все было организовано четко и аккуратно, не выявлено ни одной существенной задержки. Хочу особо отметить, что наплыв запасных у воинских начальников иногда даже превышал предполагаемую норму. С каждым днем растет и число охотников. В разговоре со мной военный министр Сухомлинов сказал, что мобилизация осуществляется полным ходом во многом благодаря тому, что железные дороги работают выше всякой похвалы.

– Посмотрите, – подозвал Монкевиц Баташова к окну, выходящему на Дворцовую площадь, по которой двигались маршевые колонны, направляясь, по всей видимости, на Варшавский вокзал. – Столичный обыватель может ежедневно любоваться на улицах, ведущих к вокзалам, стройными и бодрыми рядами войсковых частей, направляющихся в блестящем порядке для посадки на железную дорогу, – прокомментировал увиденное генерал-квартирмейстер, повернув лицо к гостю, но глядя куда-то в сторону.

«Один глаз глядит на вас, а другой в Арзамас», – усмехнулся про себя Баташов, наблюдая за маневрами самовлюбленного генерала.

– Пусть столичный обыватель радуется стройным маршевым колоннам, я не против, только нам-то радоваться рано, – удрученно покачал головой Баташов.

– Ну что же, может быть, вы в чем-то и правы, – нехотя согласился Монкевиц. – Скажу вам откровенно, что сегодня плохо, очень плохо обстоит дело с второочередными частями, которые представляют довольно пеструю картину. Как вы знаете, основу таких частей должен был образовать тот небольшой кадр офицеров и нижних чинов, который заблаговременно, еще в мирное время, предназначался для выделения при мобилизации из состава соответственных первоочередных частей. Однако, как мне докладывают генерал-квартирмейстеры военных округов, численность этих кадров недостаточна. Имеют место случаи, когда при самой мобилизации вследствие преступного непонимания всплывают факты подмены этого кадра более слабыми элементами или отправления из его состава людей, находящихся в продолжительных командировках. Прибывающие на укомплектование второочередных частей люди, по преимуществу старших сроков службы, оказывались вследствие недостаточного внимания, уделявшегося учебным сборам, без всяких знаний и отвыкшими от воинской дисциплины. Среди них попадаются и такие, кто в мирное время проходил службу не в том роде оружия, в который поступил при мобилизации. Как докладывал мне второго дня ваш начальник, генерал-квартирмейстер Варшавского военного округа генерал-лейтенант Бронеславский, в формируемые там пехотные части попало слишком много крепостных артиллеристов, которых так недостает здесь, на фортах и крепостях, обороняющих Петербург. Есть по вашему округу недочеты в вооружении и имуществе второочередных частей. Слышал я, что проворовались ваши интенданты. – Монкевец укоризненно взглянул на Баташова, мол, у себя не можешь порядок навести, а меня поучаешь.

Вот вам, Евгений Евграфович, и карты в руки, – сказал он, – наведите образцовый порядок в своем округе.

– Но у меня несколько другие задачи, в большей мере связанные с контрразведкой…

– У нас всех теперь одна задача – победить коварного и вероломного врага! – сказал словно отрубил Монкевиц.

Баташов промолчал. Да и что он мог сказать этому самовлюбленному генералу, пользующемуся покровительством самого великого князя Николая Николаевича. Периодически пересекаясь с Монкевицем по делам службы, он составил о нем свое личное и довольно нелицеприятное представление. Стараясь быть объективным, он считал генерал-квартирмейстера Генерального штаба, безусловно, умным и грамотным человеком, способным, но безынициативным штабистом, постоянно заглядывающим в рот начальству. В то же время это был человек крайне властный, самолюбивый, с очень большим о себе мнением, который всегда держался обособленно от остальных коллег, совершенно не считался с их мнением и своим обращением с ними ясно давал понять, что он, и только он, является хотя и косвенным, но единственным непосредственным начальником военных агентов. Кроме всего этого, он любил приписывать успехи и достижения своего отдела, а затем и генерал-квартирмейстерского управления Генерального штаба себе лично, изображая иногда из себя великого полководца.

Вот и теперь, говоря о первых успехах всеобщей мобилизации, генерал Монкевиц то и дело надувал щеки, закладывал за борт кителя руку, изображая из себя чуть ли не Наполеона. Он, наверное, этого не замечал, но Баташов, глядя на него со стороны, то и дело ловил себя на мысли, что тот своей суетой и величественными жестами чем-то напоминает царя, такого же напыщенного и верхоглядного, как и он сам.

Попрощавшись с Монкевицем, Баташов собрался покинуть кабинет, когда в дверь кто-то просительно поскребся.

– Заходи! – резко и раздражительно воскликнул Монкевиц, присаживаясь к столу и принимая позу мыслителя, занятого разбором срочных бумаг.

В кабинет осторожно прокрался офицер, который встречал Баташова у входа в Генеральный штаб.

– Ну, что там, Павлуша? – по-домашнему обратился генерал-квартирмейстер к поручику.

– Ваше превосходительство, – радостным, звонким голосом возвестил офицер, – его величество назначил верховным главнокомандующим великого князя Николая Николаевича, а начальником его штаба утвержден генерал-лейтенант Янушкевич Николай Николаевич!

– Слава богу! Слава богу! – истово перекрестился Монкевиц и, победоносно взглянув на Баташова, восторженно добавил: – Теперь русская армия в надежных руках!

Баташов был несколько иного, менее восторженного мнения о высочайшем назначении, но спорить с начальством не стал. Если великий князь Николай Николаевич, участник Русско-турецкой войны, знал и любил военное дело, вникал в солдатские и офицерские нужды, за что и пользовался заслуженным авторитетом в войсках, то начальник штаба генерал Янушкевич ни в одной битве (если не считать учений) участия не принимал и к началу войны в должности начальника Генерального штаба состоял всего три месяца. Это был довольно приветливый человек сорока четырех лет с черными усами и вьющимися волосами. Был он скорее придворным, чем солдатом. По мнению прошедших не одну войну генералов, Янушкевич был и довольно посредственным стратегом.

– Ну, братец, хорошую весть ты мне принес. Я перед тобой в долгу не останусь, можешь прокалывать дырку.

– Премного благодарен, ваше превосходительство, – улыбаясь от счастья до ушей, ответил поручик. – Ваше превосходительство… – озабоченно промолвил он.

– Ну что еще там?

– В три часа пополудни в Николаевском зале Зимнего дворца состоится торжественный молебен и акт объявления императором Всероссийским войны Германии. Приказано явиться офицерам и генералам в походной форме, государственным деятелям – в парадных мундирах.