– Хватит! – Она рубанула рукой воздух. – Я наслушалась. – И это после всего, что она вынесла. После его потери горе вынуждало его хвататься за любую соломинку, пытаясь сделать ее своей. Но Саймон не будет этой соломинкой. Как только ему хватило совести говорить, что это его ребенок.

Элла озиралась вокруг, словно впервые увидела эту комнату. Серый утренний свет, пробивающийся сквозь щели жалюзи. Смятые простыни.

Господи! Что она наделала? Зачем она тут? С ним?

Элла кинулась к своей сумке и схватила джинсы.

– Ты позвонила мне прямо перед своей аварией.

Элла застыла.

– Я думал, ты собиралась ответить мне, но звонок прервался.

Она крепко зажмурилась, чтобы заблокировать эти слова. Безуспешно. Они были тут, они хотели быть услышаны. Впитаны. Учтены.

Элла сняла ночную рубашку и надела лифчик. Она попыталась надеть чистую майку, но руки так тряслись, что она несколько раз уронила ее.

Натан понизил голос. Она чувствовала, как он стоит позади нее, чувствовала колебания воздуха от его слов.

– Я несколько дней пытался дозвониться тебе после того звонка. Я волновался. Ребекка сказала, что ты попала в аварию. Я не мог застать тебя и позвонил ей. Я приходил к тебе в больницу.

– Что? – Наконец надев майку, Элла резко обернулась. В голове у нее пронеслись последний день в госпитале и сестра Джиллиан, говорившая ей о беспорядке накануне. Ссора с Дэмьеном, о которой упоминал Эндрю. Беспорядок, наверное, случился из-за разборок Дэмьена с Натаном. Дэмьен не пустил бы его к ней.

Засунув рубашку в сумку, Элла начала яростно укладывать вещи. Будучи достаточно жесткой, обычно она спокойно переносила истории о самых худших проявлениях человеческой природы. Но эта реальность, ее реальность? Что Натан сделал ей? Что она сделала Натану? Для нее все это было уже слишком. Она должна убраться отсюда.

– Что ты делаешь? – спросил Натан, моргая и продолжая держаться за бок.

– А на что это похоже? Я уезжаю.

– Ты не можешь, – ответил он.

– А ты погляди.

Натан помрачнел. Температура в комнате понизилась до нуля.

– Ты. Стерва.

Элла обернулась:

– Извини?

– Получила свою историю и сваливаешь?

– Я уезжаю не поэтому, и ты это знаешь. – Она застегнула сумку.

– А почему же? Не понравилось то, что услышала? Ты ожидала другого?

– Я не знаю, чего ожидала. Но точно не этого.

– Ну тогда попробуй, примерь такое, – сказал он, следуя за ней в ванную. – Трахаться и сбегать – это твой способ работы. Так ты и получаешь все свои интервью. Ты сделала так со мной прошлым летом, и так же – с актером Майклом Лидом. Заставила его проболтаться о романе с его партнером по фильму. Ты встретила сенатора Бурмейстера, у которого месяцами пыталась взять интервью, на благотворительном обеде, очаровала его и трахнула. И что же – его секретарша тут же звонит в Люкс Авеню с предложением эксклюзива. А Дэмьен! Конечно, с ним ты осталась, но ты трахалась с ним в первую же ночь после встречи, потому что тебе нужна была история. Ты много мне рассказала прошлым летом, Скай, и не все было так уж хорошо.

Она дала ему пощечину и замерла от звука удара ладони по щеке. Она в жизни никого не била. Но она и не злилась ни на кого так, как на Натана. Он почти не шелохнулся, но его глаза похолодели, два айсберга, выжигающие ее холодом до костей.

– Я бы сказала, что ты несешь чушь на лекарствах, но только ты не принимал их с утра.

– Я говорю правду, – прорычал он. – Я только повторяю то, что ты мне сама рассказала тем летом.

– Да с чего бы я стала тебе такое рассказывать? – Его слова обжигали.

– А я знаю, детка? Мы правда были близки. Может, тебе хотелось выплеснуть кому-то свое дерьмо.

Его обвинения били в больную точку, чего он и добивался. Но хуже всего было то, что он говорил правду, какой бы отвратной она ни была. Элла помнила эти интервью, но все они были до Дэмьена.

Что же касается Саймона, она не знала, где правда, а где ложь. Но она знала, что не может верить Натану. Поехать с ним на Аляску было ужасной ошибкой.

Сгребя из ванной свои умывальные принадлежности, она протиснулась мимо Натана и бросила их в сумку. Ее так трясло, что она едва не уронила компьютер, когда упаковывала его.

– А что, тебе ведь было легко забраться со мной в постель? Я бы сказал, никакой вины. Ты готова на что угодно, лишь бы получить свою историю.

Она засунула лэптоп в сумку.

– А я‐то искренне думал, что отличаюсь от всех остальных.

В его голосе было столько злобы, что она замерла на пути к двери.

– Хочешь верь, хочешь нет, ты отличался. Мне было не наплевать на тебя. А еще я трахалась с тобой, чтобы посмотреть, не включит ли это мою память. Но, очевидно, не вышло.

Правда лишь отчасти. Но ей тоже хотелось причинить ему боль.

Отступив, Натан опустился на кровать.

Она взялась за ручку двери.

– Элла, – тихо позвал он.

Она остановилась у двери, не оборачиваясь.

Он вздохнул:

– Я позвоню в авиакомпанию. Закажу тебе место на ближайший рейс.

– Спасибо, – сказала она и вышла.

После долгого перелета до Рино с двумя пересадками, трансфером до дома Натана, где она оставила машину, и четырехчасовой дороги вниз по горам, к ярким городским огням, Элла наконец добралась до дома. Темнело. Когда она вошла, Дэмьен стоял в холле, обернувшись на звук открываемой двери. Волосы у него были взъерошены с одной стороны, где он то и дело проводил пальцами по волосам. Его одежда, темно-синяя майка и серые спортивные штаны, была мятой, как будто бы он спал в ней несколько дней. Стиснув в руке телефон, он глядел на нее залитыми кровью глазами, как будто бы вся его жизнь только что вошла в дверь перед ним.

– Это ты, ты дома, – облегченно выдохнул он.

– И ты, – отозвалась она, не в силах сдержать удивление. – Когда ты приехал?

– В субботу утром. Я полетел бы на Аляску, но… – Он осторожно сделал шаг в ее сторону. Поглядел на телефон в своей руке, затем на нее. – Я не знал, где тебя там искать.

Потому что Натан организовывал и заказывал все на свое имя и свою кредитку. Он настоял на этом, и Элла согласилась, не подумав, к чему бы это. Иначе Дэмьен мог бы отследить и найти ее по следам покупок с кредитки.

Узел в животе затянулся туже. Она была так доверчива и наивна в своем отчаянном поиске ответов. В своем желании наконец почувствовать, что значило носить и потерять Саймона, и быть способной оплакать его вместе с Дэмьеном.