Ему пришло в голову, что он уже давно является частьюТерриторий. Странная мысль запульсировала в висках, звуча частичнопо-английски, частично на диалекте Территорий: «Когда ко мне приходит видение,то я понимаю, что это — видение; но только в момент пробуждения. Если жевидение приходит одновременно с пробуждением — например, когда звонит будильник,— то происходят удивительные вещи: действительность и видение сливаются в одно…И я не чувствую себя чужим в этом сплаве реальности и запределья. Все это тесносвязано. Я знаю, что мой отец видел много видений и глубоко погружался в них,но я уверен, что дядя Морган почти никогда не делал этого».

Он решил, что сделает глоток из бутылки Смотрителя сразу,как только почувствует опасность или увидит что-нибудь пугающее. Если же нет —он будет идти все время вплоть до возвращения в Нью-Йорк. Он может дажепереночевать в Территориях, если сумеет раздобыть что-нибудь болеесущественное, чем яблоко. Но пока шоссе было пустынным, и поесть было негде, даи нечего.

С обеих сторон дороги росла трава. Джек почему-то началчувствовать, что его путь ведет к безграничному океану. Небо над ЗападнойДорогой было ясным и солнечным, но холодным («Хотя в конце сентября оно всегдахолодное», — подумалось ему, и вместо слова Сентябрь ему пришло в головуместное название — девятый месяц). Джеку не встречались ни пешеходы, ни телеги.Ветер усиливался. По травяному ковру пробегали волны, рождающие низкий звук,осенний и одинокий.

Если бы кто-нибудь сейчас спросил: «Как ты себя чувствуешь,Джек?», мальчик мог бы ответить: «Все хорошо, спасибо. Бодро». Бодро былословом, которое поселилось в его сознании, когда он шел через эту пустыннуюстрану трав; его внутреннее состояние можно было даже назвать словом восторг.Он шел и шел, растворяясь в пейзаже, знакомом очень немногим американским детямего времени — пустая, бесконечная дорога под голубым небом; всепоглощающаясвежесть и чистота. На небе не было ни облачка.

Все это было внове для мальчика, и он боялся пропуститьчто-либо. Он был подростком, склонным к софистике — вполне естественноеявление, поскольку он родился в семье кинематографического агента и актрисы вЛос-Анджелесе, и никак не мог быть наивным, — но он был еще ребенком, особеннов данной ситуации. Путешествие в одиночестве через страну трав в любом взросломчеловеке, несомненно, вызвало бы чувство заброшенности и, возможно, породило быгаллюцинации. Взрослый, скорее всего, обязательно воспользовался бы бутылкойСмотрителя, удалившись от торгового городка всего лишь на пару миль; иликакой-нибудь другой бутылкой, так часто прибавляющей взрослым мужества.

Джек же шел вперед без слез и страха, и думал только: «О,Боже! Я чувствую себя хорошо… это странно, если учесть, что никого нет рядом,но это так».

И лишь его тень, постепенно удлиняясь, следовала за ним.

Он уже почти забыл, что меньше двенадцати часов на??ад былпленником Апдайка в «Оутлийской пробке» (хотя на руках мальчика все еще былисвежие мозоли); впервые в жизни он шел по широкой, открытой дороге, совершеннопустынной: здесь не было рекламы «Кока-колы» или пива «Будвайзер», рядом непроносились машины, не было слышно гула самолетов, — только звук шагов подороге и его собственное дыхание.

«Боже, мне хорошо», — подумал Джек, протирая глаза, и ещераз определил свое состояние словом «бодрое».

Он подходил к башне.

«Парень, ты никогда не заберешься на нее».

Джек догрыз яблоко и не думая, почему так поступает,принялся руками закапывать огрызок в землю. Казалось, башня сделана из досок, иДжек прикинул, что ее высота около пятисот футов. Она выглядела полой изнутри.На верхушке была площадка, и там толпились люди.

Джек присел на обочине, обхватив руками колени. Ветер дул вспину. По траве бежали волны.

«НИКОГДА мне туда не взобраться, — подумал он, — даже замиллион долларов».

И вдруг случилось то, чего он боялся еще тогда, когда впервый раз увидел на башне людей: один из них стал падать.

Джек вскочил на ноги; лицо его побледнело. Мальчику ужепредставлялось неподвижное, распростертое на земле тело… Внезапно глаза егорасширились и из груди вырвался сдавленный крик. Человек отнюдь не падал сбашни и не бросился с нее для самоубийства, он просто спрыгнул вниз. На полпутик земле что-то хлопнуло за его спиной (Джек решил, что это парашют, иужаснулся, что тот не успеет раскрыться)…

Но это был не парашют.

Это были крылья.

Падение замедлилось и, наконец, прекратилось совсем, когдамужчина оказался в пятидесяти футах над землей. Затем он стал взлетать, всевыше и выше; крылья почти соприкасались во время взмаха; их движения былипохожи на движения рук пловца, финиширующего на дистанции.

«Ой-ой-ой, — подумал Джек, изумленно глядя вверх. — Ой-ой-ой,что ж это происходит, ой-ой-ой!»

Второй мужчина проделал то же самое, за ним третий,четвертый… Через пять минут в воздухе оказалось около пятидесяти человек. Ониспрыгивали с башни, выписывали «восьмерки» и оказывались с другой стороныбашни; вновь «восьмерка» — и возвращение на исходную площадку. И всеповторялось сначала.

Они парили и танцевали в воздухе. Джек восхищенно смеялся.Зрелище напоминало балет на воде, где все кажется очень простым, если смотретьсо стороны, и очень сложным, если попытаться самому.

Но здесь было другое. Полет людей не выглядел легким делом,не требующим усилий; они явно затрачивали много энергии для пребывания ввоздухе; и Джек почувствовал страх за них.

Ему вспомнились времена, когда мать брала его с собой ксвоей подруге Мирне, которая была настоящей балериной, работающей впрофессиональной труппе. Джеку приходилось видеть Мирну и других танцоров вспектаклях — мать часто ходила с ним на премьеры. Но он никогда не видел Мирнуна репетициях… И вот однажды это случилось. Джека тогда потряс контраст междувпечатлением от балета на сцене, где, казалось, все делается легко и просто, ирепетицией у станка, когда лицо балерины обливается потом, а хореограф не хвалит,а только ругает. Комнату, где занимались балерины, заполнял тяжелый запах пота.

На шеях вздувались вены. Кроме замечаний хореографаединственными звуками были шарканье ног по полу и тяжелое, прерывистое дыхание.Джек внезапно понял, что танцоры постепенно убивают себя. Больше всего емузапомнилось выражение их лиц — полное сосредоточение, преодоление боли иудовольствие от выполняемой работы. Джек не мог понять, в чем тут можнонаходить удовольствие. Неужели боль может доставлять удовольствие?

Людям, которые летали перед ним, тоже, наверное, больно.Интересно, это действительно крылатые люди, как люди-птицы из сериала «ФлэшГордон», или крылья их подобны крыльям Икара? Впрочем, это не имело значения…во всяком случае, для Джека.