Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мне пора.
– Когда тебя ждать? – спросила мама. Я понятия не имел. Папа пришел на выручку:
– Оставь ты его, пусть возвращается, когда захочет. Последний вапоретто отходит в десять часов, у тебя есть обратный билет?
Я кивнул, нащупав билет в кармане.
Я перешел через мост Академии и повернул направо, по направлению к району Дорсодуро. В узких улочках слышался треск фотоаппаратов, похожий на автоматные очереди. Я подумал, что в этом городе кто угодно может стать профессиональным фотографом, достаточно просто нажать на кнопку, и любой кадр окажется прекрасным. Когда глядишь на весь этот блеск, на это ослепительное великолепие, неизбежно возникает желание захватить хоть малую толику, чтобы унести с собой. Конечно, такие попытки всегда кончаются ничем, это все равно что пытаться поймать ветер.
Наконец я вышел на площадь Кампо-Сан-Барнаба, отыскал дом номер три. Передо мной стояло массивное здание в венецианском стиле, со стрельчатыми окнами, фасадом цвета охры и зелеными ставнями. На моих часах было без десяти три; я уселся на ступеньки у соседней церкви. Я подумал: если ее и на этот раз не будет на месте, я дождусь ее возвращения, просижу здесь до позднего вечера, всю ночь до утра, буду ждать месяц, а то и год, если придется, как в фильме «Кинотеатр «Парадизо». Только в фильме девушка так и не пришла. Я попытался успокоиться, взять себя в руки. Потому что второе поражение подряд мне, похоже, трудно будет перенести.
Ровно в три я нажал на кнопку домофона, на которой было написано «Донадони». Ноги у меня были ватные, а голос готов был сорваться на фальцет – и недаром, ведь по домофону мне всегда говорят: «Добрый день, мадам». Не очень-то приятно слышать такое приветствие, если ты парень, но что поделаешь, надо привыкать, не обижаться же, в самом деле. Я ждал ответа несколько секунд, которые показались мне вечностью. Но ответа так и не было. Я позвонил снова. И на этот раз мне ответили.
– Эмиль?
– Да, я. – Это была она.
– Какая пунктуальность! Браво! Поднимайся на пятый этаж.
Я толкнул тяжелую деревянную створку ворот и стал подниматься во широкой каменной лестнице, больше похожей на лестницу в каком-нибудь замке, чем в обычном многоквартирном доме. Я не спеша переступал со ступеньки на ступеньку, но внутри у меня все кипело, сердце бешено колотилось, короче, мне было паршиво. Полин ждала меня наверху, за приоткрытой дверью. Она чуть улыбнулась мне, похоже, ей приятно было меня видеть, а уж как мне было приятно видеть ее, этого я вам и сказать не могу. Я уже начинал думать, что мы разминемся опять и так и не встретимся до самого отъезда из Венеции.
Она пригласила меня войти, и я оказался в просторных старинных покоях, с каменными стенами и истертыми плиточными полами в черно-белую клетку, на которых можно было бы играть в гигантские шахматы или шашки. Куда-то вглубь тянулся бесконечный коридор, уставленный роскошной мебелью из другой эпохи: правда, я затруднился бы сказать, из какой именно. В столовой стоял громадный стол, а вокруг него – десяток исполинских стульев – чем-то все это напоминало историю о рыцарях Круглого стола, только здесь стол был прямоугольный. Дверь из столовой вела в гостиную с двумя необъятными диванами, обитыми узорчатой тканью, а напротив стоял низкий длинный стол, где лежали ровные стопки книг по искусству, чинно ожидавших, когда кто-нибудь пожелает в них заглянуть. Через окна был виден канал, по которому проплывали гондолы и водные такси. Я подумал, что был бы счастлив жить здесь, а Полин, похоже, не находила в такой обстановке ничего особенного.
– Больше никого нет? – спросил я.
– Родители прилегли отдохнуть после обеда, а кузены отправились развлекаться.
«Вот и хорошо», – подумал я, но не произнес этого вслух. Мне было бы неприятно разделять общество Полин с кем-то еще. Не знаю, как вам объяснить, но когда оказываешься наедине с ней, чувствуешь, что никогда больше не будешь одинок.
– Идешь? – спросила она. Я подумал, что она приглашает меня в свою комнату, и на секунду вообразил, что сейчас мы, не произнеся ни слова, уляжемся на ее кровать, пододвинемся друг к другу, внезапно сольемся в поцелуе, потом медленно разденемся и займемся любовью, пока ее родители спят за стеной, это было бы так рискованно и так волнующе. А вместо этого она повела меня на кухню, потому что еще не доела обед. В жизни часто возникает небольшой зазор между тем, что случается, и тем, чего ты ждал.
Она еще раз извинилась за вчерашнее и предложила мне разделить с ней «антипасти из овощей гриль и итальянских сыров», но я объяснил ей, что недавно пообедал. Тогда она заботливо спросила, ел ли я десерт, и достала из стоявшего позади меня громадного холодильника порцию тирамису. Я впервые слышал это слово, но сделал вид, будто знаю его сто лет. Это итальянское пирожное с кремом, в котором очень мало пирожного и очень много крема и кофе: вообще-то я кофе не люблю, но в тот раз мне было очень вкусно.
– Мы покупаем его в маленькой кондитерской, внизу. Вкусное, правда? – спросила она, увидев блаженство у меня на физиономии.
– Просто объедение.
– Как-то странно, что мы увиделись здесь, – призналась она.
Я не понял, что она имела в виду… В каком смысле странно, в хорошем или в плохом? Мне было неспокойно, и я решил взять инициативу в свои руки.
– А по-моему, это потрясающе.
– Да, точно, это потрясающе, – согласилась она.
А затем ее взгляд стал другим. У нее явно случилась какая-то неприятность, которую ей до сих пор удавалось от меня скрывать.
– Ты плохо себя чувствуешь?
Она сглотнула слюну, лицо еще больше помрачнело, как будто прямо у нее над головой прошла грозовая туча.
– Родители опять поскандалили, я больше этого не выдержу, клянусь тебе, это ужасно. – Она встала и, не произнеся больше ни слова, вышла из кухни и исчезла за дверью в конце коридора. И больше ничего, только тишина в огромной квартире, гудение холодильника, тиканье часов и тирамису, которое смотрело на меня со стола.
Минуты шли, а Полин не возвращалась. Тогда я решил, что попытаюсь найти ее. Дошел по коридору до двери, за которой она скрылась, и тихонько постучал. В ответ – ни звука. Я открыл дверь. Это была спальня, Полин лежала на кровати спиной ко