Лена. Любимый мужчина, брат, космическая сестра.

Тоби возвращает трубку Виктории, и я слышу, как он уходит, вероятно, осматривать мой дом, где за последние несколько лет был всего два раза. Может быть, он разглядывает камешки, которые я разложила на подоконнике. Они задержат его внимание, поскольку он единственный, кто знает, что они означают. У него тоже на подоконнике камешки. Это память о тёте Вайолет или её визитная карточка.

Виктория шепчет в трубку:

— Слушай, у него точно никого нет? Потому что … ну ты вообще знаешь, как он выглядит, твой брат? — Её голос доносится до меня сквозь какой-то скрежет по металлу.

— Виктория, как бы это … — как это ей объяснить? — Короче, с Тоби целая история, и я почти уверена, что он тебе не подходит. И кстати, что это за шум?

— А ты думала, я не украду твою кофемашину? Чёрта с два. Она поедет со мной в Салем, а потом ко мне домой. Это моя плата за то, что я несколько часов тут пинала буи, сидя на твоём жутко непрактичном диване, ну и за всё остальное. Эй, Тоби, можешь мне помочь?

Так, что мы имеем? Лена жалуется на «Говняшки», Виктория крадёт мою кофемашину, Брэд храпит, явно достигнув фазы быстрого сна, ну и Тоби вылез непонятно откуда, как чёрт из табакерки. Одна Самера молодец. Она занимается чем-то нормальным, например расследует наше дело. Я кладу трубку.

Нет, Виктория, увы, не во вкусе Тоби. В его вкусе кто-то абсолютно независимый, кто-то, кто не выносит офисной рутины, кто-то, кто мог бы построить себе хижину посреди цветочного поля, чтобы там реставрировать старые картины, писать работы о неизвестных классических картинах классических художников и отказываться от моногамии до тех пор, пока не появится кто-то необыкновенный — не с этой планеты — кому можно будет взорвать её мир. Тоби как раз такой — необыкновенный и не с этой планеты. Он способен взорвать что угодно. Но я не собираюсь становиться свахой для Лены и моего братишки, философа из захолустья. Ни за что.

Глава двадцать первая

До Тенкилла мы добираемся к шесть вечера, за что спасибо нью-йоркским пробкам и постоянным задержкам поезда. Каждый раз, как он замедлял ход или вообще останавливался, Лена интересовалась, началась ли уже неделя инфраструктуры, и Брэд, если не спал, отвечал ей в своей привычной сухой манере: нет, пока нет. Не знаю, это чувство юмора у него такое или он просто полон фактов и ничего больше.

Самера, Лена и Брэд ждут внизу, во дворе между кабинетом Генри и церковью 1890 года, построенной из гранитных блоков, с шиферной крышей со шпилем, возможно, прибывшим из Трансильвании. Я вижу их из окна четвёртого этажа гигантского кирпичного здания, построенного в 1905 году, из кабинета номер 17А. Радиатор под освинцованным окном покрыт таким количеством слоев белой краски, что удивительно, как он вообще топит. Портативный кондиционер никак не охлаждает старый, обшитый оловянными панелями кабинет, переживший бог знает сколько бурь. Кстати о бурях — мне нужно, чтобы наша работа была выполнена как можно скорее ещё и потому, что завтра вторник и нам нужно опередить предсказанный ураган в Новой Англии.

Я ещё не видела Генри, хотя и жду в его кабинете. Он оставил на двери записку: Грета, подожди здесь. Я пошёл за водой. Г.

Я сложила его записку и сунула себе в карман, потому что храню всё, что он мне писал, в любом виде и на любую тему. Предвкушение от встречи с ним после двух лет добродушных сообщений и пары звонков, в основном относительно работы, изредка о предложениях выпить, такое сильное, что моё тело почти вибрирует. По моему телу бежит электричество.

Кабинет Генри выглядит в точности так, как вчера вечером на айпаде. Довольно маленький, полный книг и бумаг, в углу освинцованное окно, внизу внутренний дворик. Довольно стандартный административный кабинет в больнице, расположенной в старом нью-йоркском здании из миллионов кирпичей. Архитектура всего кампуса такова, что все возможные стили и эпохи представлены и собраны воедино, соединены туннелями, небесными мостами, кривыми пешеходными дорожками в какого-то немыслимого Франкенштейна. Целых пятнадцать акров мешанины зданий. Это целый мир внутри мира Нью-Йорка, внутри мира в целом. Поиск исходного материала для нашего расследования в этом гнезде — отличная метафора того, что коррупция, которую мы пытаемся разоблачить, на самом деле всего лишь одна-единственная крошечная песчинка на бескрайнем пляже.

В это время ночи на этаже Генри больше никого нет, кроме, может быть, пары задержавшихся в другом его конце. Я вновь смотрю вниз, на свою команду. Дверь у меня за спиной открывается и захлопывается.

— Грета, — говорит Генри. В мгновение ока он здесь, он снова в моём физическом мире, и больше ничего не существует. Молнии паутиной разбегаются по моему телу, пронзают каждый дюйм кожи. Я поворачиваюсь и вижу, как он швыряет бутылки с водой на стул, быстро идёт ко мне, сжимает в объятиях. Я утыкаюсь лицом ему в грудь и цепляюсь за него; он держит меня так крепко и повторяет моё имя снова и снова, и я хочу, чтобы этот эпический момент не заканчивался. Никогда. Никогда. От него исходит привычный аромат, в который я влюблялась пять миллионов раз, «Ирландской весны» и кофе.

— Грета, мне так много нужно тебе сказать …

Он отстраняется, кладёт руки мне на плечи. Его глаза самого тёмного карего цвета — влажные, радужки — огромные. Взглядом, которым он смотрит на меня прямо сейчас, он говорит мне всё, что я мечтала услышать, и тяжело дышит, будто он обежал всю планету, чтобы найти меня, и вот нашёл. Мне кажется, я сейчас умру.

В дверь стучат.

— Генри Паланкеро, — говорит женский голос, явно раздражённый.

— Это архивариус. Она рано, — поясняет Генри.

Мне хочется взять бутылку воды, которую он принёс, и смочить раскалённую кожу.

* * *

Мы с Генри выходим из здания во двор, к Самере, Лене и Брэду, чтобы архивариус провела нас в свой кабинет в новом здании из стекла и стали за церковью. Как всем старшим сотрудникам, получившим там кабинеты, ей не пришлось участвовать в кастинге библиотекарей ради того, чтобы её отдел документации занял первый этаж и подвал — она просто лоббировала и добилась своего.

Это типичная обитательница царства книг и пластинок, какими их видит Голливуд. На ней светло-зелёный кардиган, синяя с белым блузка и тёмно-синяя юбка до колен. Её практичные туфли идеально подходят