Настиша распахнула дверь шире, стараясь впустить в помещение как можно больше света. На круглом столике лежали неотправленные письма.

— Начало осени четырехгодичной давности, — сказала я, разглядев дату. — Какая-то Валесия пишет «дорогому другу».

— Любовное письмо?

— Да. Ничего интересного.

Мы с Настишей аккуратно прикрыли дверь и перешли к следующей.

— О, танцевальный зал! Какой огромный! — удивилась подруга, едва створка распахнулась. — Неожиданно.

И вновь пыльно и холодно. Зеркала потускневшие, пыльные, но вполне целые.

— Давай посмотрим, что дальше.

Следующей дверью оказался зверинец. Питомцев уже не было, но сохранились разнокалиберные клетки и множество засохших растений. Мы с Настишей переглянулись.

— Знаешь, что мне это все напоминает? — спросила она.

— Отдельное крыло для молодой особы. — Я внимательно рассматривала обстановку. — У меня примерно такое же крыло, и это странно.

— Может, тут раньше была резиденция герцогини?

— Нет, она же из народа, не титулована, не высокородна. Герцогиня вошла в замок на правах супруги Великого герцога, а эти помещения явно для юной девицы.

— Тогда при чем тут Бастиан? — Настиша округлила глаза. — Он же не этот… не девица?

— Вайд с тобой! Мужчина! — поморщилась я. — Поверь, я лично видела, можешь не сомневаться.

Настиша хихикнула и направилась дальше по коридору.

— А что у нас тут? — Она потянула на себя ручку следующей двери.

Раздался скрип.

— Заброшенная, петли не смазывали, — резюмировали мы и вошли внутрь.

В этой комнате, в отличие от остальных, окна оказались незашторенными, и тонкие лучи ускользающего солнца падали прямиком на пыльный паркет, попутно освещая все кругом.

Помещение оказалось спальней.

Стены выкрашены в нежно-персиковый цвет, на кровати постельное белье с тончайшим кружевом и сиреневой вышивкой. Около кровати резное креслице с перекинутой через спинку пелериной, опять же сиреневой. Далее трюмо с множеством истинно женских штучек; там стояли бутылочки с косметикой, шкатулка с украшениями, маленький томик глупых лирических стихов.

— Здесь явно жила романтическая девушка, — прошептала Настиша. — Но все выглядит так, будто она исчезла в одночасье.

— Очень странно, — согласилась я.

Комнатка выглядела уютной, но какой-то сиротливой.

— Как думаешь, те письма, которые адресованы «милому другу»… Они от нее?

— Не знаю, может быть.

На трюмо, между краской для ресниц и засохшим букетиком линдилий, притаилась едва заметная коробочка. Настиша осторожно взяла ее в руки, сдула пыль и открыла.

— Тут портреты. Гляди, видимо, это и есть хозяйка комнаты. — Она показала миниатюру. — Миленькая девчушка, правда?

Незнакомка на портрете действительно оказалась очень хорошенькой. Нежная и хрупкая, со стеснительно-наивной улыбкой и робким взглядом.

— А тут она же с двумя мальчишками. — Настиша наморщила лоб. — Похожи на Корбана и Николаса!

Я подошла ближе.

— Да, они. Совсем юные.

— Может, девица их сестра?

— Никогда не слышала, чтоб у Измирского была сестра, — растерянно ответила я. — Но мы очень много лет не общались, а она явно младше меня. Кто знает, может, и впрямь родственница?

— Что же с ней тогда случилось? — Настиша отложила портрет в сторону и достала следующий. Он почему-то был завернут в белый шелк, как самая большая драгоценность. — А что у нас тут? Так… Сверху лежит записка… Почерк неразборчивый, может, ты поймешь? — Она протянула мне тонкий листочек бумаги, а сама принялась разглядывать изображение.

Я всмотрелась в витиеватые буквы. Слишком мало света, пришлось подойти к окну.

— «Милой Валесии от будущего супруга, — прочла я. — Несмотря ни на что, наш брак будет счастливым». Как романтично, хотела бы я посмотреть на ее жениха.

— Держи. — Голос Настиши прозвучал странно.

Я взяла портрет и всмотрелась в нарисованное изображение. Светловолосый мужчина, как и все северяне, с ясным взглядом синих глаз и такой знакомой улыбкой.

— Это же… Бастиан?

— Тебе тоже так показалось? — Настиша встала за моим плечом. — Может, не он?

— Не знаю. — Я закусила губу, сердце почему-то испуганно замерло. — Северные художники отвратительно рисуют. Помнишь портрет Николаса? Он оказался совсем не похож. Вдруг и тут… Ведь у Бастиана не может быть невесты, так?

— Не может, — согласилась подруга и, забрав портрет, вновь завернула его в шелк. — Положим, как было. И не бери в голову! Местные мастера и впрямь сплошные неучи. Что художники, что музыканты.

Она успела поставить шкатулку на место, как вдруг в коридоре послышались шаги.

Я обернулась.

— Кажется, кто-то идет.

— Что делать? — Настиша испуганно глянула на дверь.

— Не знаю, но попадаться нельзя. Иноземная гостья, разворошившая тайник с семейными секретами, не очень-то внушает доверие.

— Может, пройдут мимо?

— Вряд ли, я не слишком везучая, — вздохнула я, перебирая мысленно всевозможные отмазки.

Шаги затихли подле двери, а потом человек прошел дальше. Мы с Настишей уже хотели облегченно вздохнуть, как вдруг ручка начала поворачиваться.

— Их двое, — беззвучно шепнула подруга и посильнее натянула на голову покрывало, пряча темные волосы.

Я последовала ее примеру.

Дверь резко распахнулась, и на пороге показалась высокая, статная дама в белом с серебряной отделкой чепце, она придерживала его рукой, словно головной убор вот-вот упадет. Серые глаза были грустными, губы кривились в безмолвной скорби, а родинка на подрагивающей щеке сидела так неловко, что хотелось подойти и смахнуть ее, как надоевшее насекомое.

— Ой, герцогиня пришла! — неожиданно тонким голоском пропищала Настиша и поклонилась.

Я, спохватившись, сделала то же самое, позволяя покрывалу упасть так низко, как только возможно.

О Вайд, хоть бы не узнала! Мы же лично не встречались, может, повезет и нас примут за двух не особо умных северянок?

— Герцогиня! — подобострастно пробасила я, чем вызвала смешок Настиши.

Герцогиня и впрямь приняла нас за своих подданных и теперь насупленно разглядывала склоненные головы.

— Что вы тут делаете? — строго вопросила она.

— Мы? Это… — Я завела руки за спину и качнулась с носка на пятку. Со стороны смотрелось не особо изящно, но это даже к лучшему. — Мы… ну… ходим, смотрим…