с ним бок о бок творить. И дружить. И, может быть, когда-нибудь даже попадём в историю. Как новые Фицджеральд[36] и Хемингуэй[37]!

Тем более что нам, как и старым, пришлось преодолеть немало испытаний. ||

▶ Когда я соберусь написать мемуары, одна из глав так и будет называться «Испытание». А начнётся она с того самого эпизода, когда Леокадия Альбертовна пригласила меня «задержаться после уроков». Таким странным тоном, что я даже испугался. Решил, что она каким-то образом узнала про Кристинку.

Понятно, что такого быть не могло. Гера тогда в больнице лежал. Да и с чего ему меня выдавать? Он же прямым текстом сказал – ты не виноват! Но на воре, как говорится, и шапка горит. И я занервничал.

Хорошо, конечно, что зря!

Да, Леокадия Альбертовна спросила про Кристинку. Первым делом причём. Но не в том ключе, как я ожидал. Просто сказала, что всё будет хорошо! И предложила бесплатно ходить на её занятия. Якобы это поможет мне отвлечься.

Я прямо растрогался. Да так, что чуть было всё ей не рассказал!

Может, и надо было, конечно. Тем более что я не виноват… ||

▶ И всё равно! Что-то мешает мне быть откровенным. Не могу объяснить почему, но было бы лучше, чтобы об этой истории вообще никто не знал. Даже Гера!

Я ведь ему и не собирался ничего говорить. Просто Бабочкин – он любит надо мной подшучивать. И однажды, уже не помню с чего вдруг, назвал меня «великим писателем».

Ну и ладно. А почему нет? В каждой шутке есть доля истины, как говорят.

Проблема в другом. Я тогда сказал в ответ:

– Может, и великий. А что такого?

А он мне:

– Ой! Неужто его величество Пушкин обиделся? Так пожалуйся у себя в дневнике! Я потом поинтересуюсь!

Я сначала и не разобрался – при чём здесь дневник? А Бабочкин, видно, понял, что я ничего не понял, и решил уточнить:

– Ну, дневник. Леокадия, помнишь, задание давала?

А я так холодно:

– Конечно, помню. Только с чего ты взял, что я разрешу свои записи слушать? Дневник – это вообще-то личное.

А он как захохочет! Правда чуть ли не покатился… Говорит:

– Звездочёт! Ты с луны упал? Мы же с тобой в начале года должны будем паролями от ящиков обменяться.

Я сразу:

– Что-о-о?

А он мне:

– Да-да! Леокадия предельно ясно выразилась – ты мне свой, а я тебе свой.

Я чуть в обморок не грохнулся. Как это обменяться? Нет, Герино я всегда рад послушать. Но чтобы своё отдать? Я же там такого наговорил!

А Бабочкин мне подмигнул и так заговорщицки:

– Да ладно, не паникуй! Я твою даму сердца не выдам.

А это же он ещё про Малинку не знал! А я там как только не мечтал о ней. По-всякому!

В общем, те несколько дней превратились в кошмар. Я всё ходил и думал, как теперь поступить? Стереть – нельзя. Будет по хронологии заметно.

И не отдать нельзя – это же учебное задание.

И вообще, как я мог такое прослушать?

А потом с Кристинкой вся эта ерунда случилась. И я забыл обо всём на свете.

А то, что не смог забыть, – самое главное – ему рассказал. Не потому, что он мой друг и я хотел довериться. Всё, чего я в тот момент хотел, – чтобы это случилось не со мной. Чтобы больше никогда не вспоминать про ту горку. Не говорить. Я не хотел так мучиться!

А тут Бабочкин пришёл. А я как раз новую запись сделал. И сразу подумал – он же потом всё равно узнает. Получится, что я его обманул.

Вот я и рассказал. ||

▶ Конечно, можно было и соврать. Придумать что-нибудь.

Сказать, что стёр случайно!

Но тогда бы и Герин дневник остался у него. А я хотел… мне было важно узнать, что он обо мне думает. Вдобавок ко всему, я никак не мог забыть те слова Леокадии Альбертовны…

Я как-то спросил на уроке, зачем она придумала такое задание. Не для всех, скажем прямо. Кто-то, конечно, может. А кто-то и нет – взять вот так и всё наружу вывалить.

А Леокадия Альбертовна сказала:

– В том-то и смысл, Гриша, что это не задание, а испытание. Потому что доверие никогда не даётся бесплатно. Его нужно завоевать!

Естественно, каждый из нас воспринял это по-своему. Димка Чернышов так вообще заявил, что ему такое доверие – дневник Антохи Козельского – и даром не нужно, потому как «эротические сны про Орехову» – вот где настоящее испытание. Для психики. Ха-ха. А она ему ещё дорога!

Все рассмеялись, конечно, а я на Геру посмотрел.

Мне почему-то кажется, он эту реплику про доверие точно так же растолковал. Как задумывалось!

Потому что и правда ведь… В этой жизни нужно кому-то доверять. А как узнать, можно или нет, не попробовав?

Потому-то я и решил оставить всё как есть: и дневник, и даже эту вот запись. Сохранить для него.

Думаю, Бабочкину будет интересно узнать о том, как я прошёл своё испытание. Уверен, что и он своё выдержал тоже.

Да, Гера? Привет! ||

▶ В общем-то, что я хотел сказать, кроме того, что Леокадия Альбертовна – чудесный человек? А то, что она ко всему прочему ещё и настоящий учитель. Благодаря ей я теперь знаю потрясающие вещи. И это не про Фаулза[38]. Или даже не про Оруэлла[39]. Хотя вот он – тоже важное для меня приобретение.

Но я сейчас про жизненные ценности! Например, теперь я точно знаю: врать, неважно по какому поводу, себе дороже.

Потому как врун – это что? По сути, то же, что заключённый. Только не в тюрьму, а в саму ситуацию.

Ну допустим…

Ты соврал. Пусть даже однажды, и то по мелочи! Но страх разоблачения вдруг оказался в разы больше и сильнее той самой маленькой лжи. И чтобы его не допустить, ты начинаешь юлить, изворачиваться, возможно, торговаться… если есть с кем.

Короче говоря, попадаешь в зависимость. И вот это по факту и есть тюрьма!

А человек – он же как зверь, не может жить в неволе. Человеку нужна свобода.

А уж свобода воли… Чтобы никто не указывал ему, что и как делать. Когда есть, когда спать. Чтобы он сам всё решал!

Вот тогда человек будет человеком, а не зверем.

А зверем его, получается, делает враньё.