Подбежала… и ахнула. Перед нею оказалась совершеннонезнакомая женщина! Волосы были завиты и уложены водопадом локонов, а платьедекольтировано так, что открывало груди до самых сосков. Неосторожного вздохаили малейшего наклона хватило бы, чтобы выставить на всеобщее обозрение этисоски, покрытые золотой краской, как если бы они были не частью живогочеловеческого тела, а одним из тех роскошных украшений, которые былиприсоединены к роскоши одежды. Вдобавок Александра была буквально осыпанажемчужными ожерельями, подвесками, кольцами; каждый локон был перевит мягкосверкающей жемчужной или бриллиантовой нитью; сапфиры, алмазы, аметистысоперничали на ее запястьях и пальцах с блеском золота. Она была вся унизанадрагоценными каменьями – словно варварская богиня каких-нибудь баснословныхидолопоклонников!

Кто проник к ней, лежавшей без чувств, и одел ее, будтокуклу, выставляемую на витрину модной лавки, торгующей украшениями? Александрасмотрела на свое лицо и не узнавала себя, словно и черты ее были выкованы изсеребра – с рубинами вместо губ, жемчугами вместо зубов, сапфирами вместопотемневших от волнения глаз… И какая она бледная, эта красавица в зеркале! Какей страшно!

Александра протянула руку, коснулась ледяного стекла(почудилось, что отраженное лицо похолодело от страха) и неожиданно для себяшепнула:

– Лючия? Это ты, Лючия?..

– Ну, наконец-то вы оставили свое неуклюжее притворство!

Голос грянул, точно с небес.

Александра не сдержала крика, видя, как в зеркале возникаетвысокая сверкающая фигура мужчины, столь же роскошно одетого и прекрасного, какженщина, которую он приобнял за плечи, склонился к ней, будто бы желая припастьпоцелуем к ее запрокинувшемуся лицу… и Александра испытала истинную боль, когдаЛоренцо не поцеловал ее, а резко развернул к себе и, придерживая на расстояниивытянутой руки, произнес, холодно глядя в широко распахнутые глаза:

– Вы, несомненно, похорошели во время своих северныхстранствий, сударыня. Еще раз признаюсь – мне вас очень не хватало, хотя, покамой верный Чезаре гонялся за вами, редкую ночь ложе мое пустовало. Право же, вызаслуживаете тех денег и сил, которые я на вас потратил – и, верно, потрачуеще. Ни одна из моих любовниц вам и в подметки не годится. Эти слабонервные,малокровные, перетянутые корсетами блондинки лишены даже простойпривлекательности, а их называют красавицами! Одна из них, еще болеезолотоволосая, чем вы, в знак своей любви открыла мне секрет своих тициановскихкудрей. Вообразите, оказывается, для того, чтобы сделаться настоящейвенецианской блондинкою, нужно взять четыре унции золототысячника, две унциигуммиарабика и унцию твердого мыла, поставить на огонь и дать вскипеть, а затемкрасить этим свои волосы и сушить на солнце.

– Надеюсь, вы не отправите меня сейчас же мыть голову, чтобыубедиться, что я не брюнетка? – ехидно спросила Александра, сама не зная, чтобольше всего ее уязвило: пренебрежительный жест, которым Лоренцо приподнялпышный локон, – или упоминание тех многочисленных красавиц, которых он вот также брал за плечи, привлекал к себе, к чьим грудям прижимался голой грудью,гладкой, будто золотистый атлас… – И когда вы, в конце концов, поймете: я не…

Она хотела сказать: «Я не Лючия!», однако Лоренцо перебилее:

– О, я знаю, что вы не красите волосы. Настоящейвенецианской блондинкою может стать лишь та женщина, чьи корни восходят кдревним славянам – венетам, некогда пришедшим на Апеннины с севера и основавшимВенецию. Недаром в этом названии – отзвуки названия того забытого племени. Аваши корни ведь не столь далеко теряются в веках, bella signorina. Успели выотыскать князя Серджио Казаринофф? Цвет своих дивных волос, надо полагать, выпозаимствовали от него?

– Да, – кивнула Александра, – но каким образом?..

– Полно притворяться, – снова перебил Лоренцо, и брови егосурово сошлись у переносицы. – Я прочел всего несколько строк из письмаФессалоне, однако узнал достаточно, чтобы весьма заинтересоваться вашимпроисхождением. Я навел справки. Князь Серджио Казаринофф, русский дипломат,жил в Венеции и уехал отсюда вскоре после того, как его жена родила дочь. Это –факты. Все остальное – предположения, но готов биться об заклад, что онисовершенно соответствуют действительности. Возможно, князь Серджио не знал, чтов Венеции родилась еще одна его дочь. Следов вашей матери мне обнаружить неудалось. Полагаю, Фессалоне тоже был ее любовником, и она открыла ему, кто отецЛючии. Ваша мать, очевидно, умерла, и Фессалоне вырастил и воспитал вас. Думаю,он любил вас искренне, насколько было способно любить это чудовище, – об этомсвидетельствуют блестящие способности, которые он в вас развил, вашаобразованность, ваши таланты. И, возможно, именно ради вас он совершал своипреступления. Ради того, чтобы вы носили самые изысканные наряды и ни в чем незнали нужды, Фессалоне губил людей… ради вас была загублена моя жизнь, и вы мнезаплатите за это! – Он схватил ее за руку. – Идемте!

– Куда? – слабо пискнула Александра, слишком подавленная егопламенной речью, чтобы вырываться.

– В театр! Я хочу, чтобы вы появились сегодня на премьере уСвятого Моисея. Труппа Сакки дает новую оперу, и я хочу, чтобы все вас тамувидели.

– Но зачем?! – воскликнула Александра, словно в потоке вихрялетя по уже знакомым переходам и едва успевая подбирать платье, чтобы ненаступить на подол и не упасть.

– Bы снова в Венеции, Лючия. И вы принадлежите мне, –полуобернувшись, улыбнулся ей Лоренцо краешком своего длинного, узкого рта, и уАлександры подогнулись ноги.

Но он и теперь не поцеловал ее, так что тоска по его губамнадолго смешалась в ее душе с презрением к себе.

***