Александра сперва только и могла, что растерянно моргнуть,пытаясь вообразить, как это выглядело бы, и бормоча:

– С ума вы сошли, я не знаю ни вас, ни вашего любовника!

«Негритянская королева» разразилась издевательским хохотом,обнажив два ряда белоснежных и каких-то очень кровожадных зубов:

– Это ты с ума сошла, если думала, будто я не узнаю, что тыпровела ночь в его доме, а вчера, не успев приехать в Венецию, разлеглась передним!

Наконец-то до Александры дошло, что ее снова приняли заЛючию. Она открыла рот, намереваясь объясниться, но в это время образневедомого любовника вдруг приобрел в ее воображении вполне определенные черты:он оказался широкоплеч, высок, небрежен в движениях и пугающе-обаятелен своимнеправильным, живым, страстным лицом с холодными глазами и подвижным ртом.

Лоренцо! Речь идет о Лоренцо!

Жаркая, слепящая, необъяснимая ярость захлестнула сердцеАлександры. Еще миг – и она сама вцепилась бы в черномазую уродину, да громкий,откровенный смех снова ударил ее по плечам, будто хозяйская плеть.

Оглянулась.

Он стоял тут же! Он хохотал! Он смеялся над Лючией… надАлександрой? На миг все поплыло в голове, но резкий голос «негритянскойкоролевы» вернул ее к жизни:

– Да я б со стыда сгорела, уродись такой шлюхой. Да я быпровалилась сквозь землю! Да я бы забилась в самый темный угол и сидела там,никуда не высовываясь!

И тут Александра поняла, что именно ей следует сделать.

***

Поджечь себя, чтобы сгореть, она не могла, и едва ли, топнив пол, внизу услужливо разверзся бы какой-нибудь люк. Но перед ней, за спиной«негритянской королевы», открылся свободный коридор, ведущий куда-то влабиринты театра, где, конечно, множество этих самых темных углов, в которыеможно забиться, и затаиться, и пересидеть погоню, – и Александра едва неахнула, сообразив, какая возможность для бегства ей вдруг представилась.

Хваткого Чезаре здесь нет. Пан Казик канул в Лету. Лоренцо…Лоренцо стоит довольно далеко. Почему-то сжалось болью сердце оттого, что онстоит так далеко и, конечно, не успеет ее схватить, и тут же Александра вспомнила,что это – ее губитель, опозоривший ее, и прежняя мысль о свободе властнозавладела всем существом.

Всплеснув руками как бы в отчаянии и на миг отвлекши общеевнимание этим проявлением беспомощности, она вдруг метнулась вперед и с такойсилой толкнула «негритянскую королеву», загородившую ей путь, что едва неупала. Та же с воплем рухнула.

Растерявшись от этого крика, Александра затопталась было наместе и даже оглянулась с невольной виноватостью: не зашибла ли «соперницу» досмерти?

Та валялась на полу в самой нелепой, но, надо полагать,безотчетно, по привычке принятой соблазнительной позе: колени разведены,разметавшиеся юбки почти не скрывали ее нагих, смуглых и весьма тощих бедер.Все как зачарованные глядели на ее полуобнаженное естество – Лоренцо тоже! Этовернуло Александре решимость. Она яростно взвизгнула – и, подобрав пышные,тяжелые юбки, ринулась наутек.

Коридор.

Дверь.

Ступеньки.

Темно, темно! Нет, впереди свет. Факел укреплен на стене,окруженный роскошным цветным лампионом. Александра подпрыгнула, пытаясьвыхватить его из светца, чтобы виднее было, куда бежать в этих черных крысиныхходах, но позади раздались крики, топот, и она поняла, что зря теряет время.

Стояла такая тьма, что с тем же успехом можно было бежать сзакрытыми глазами. Успокаивало лишь то, что погоне тоже ничего не видно.Александра сделала какую-нибудь сотню шагов, но казалось, что она пустиласьбежать много часов назад. А что, если здесь нет никакого черного хода, черезкоторый можно выбраться, ужаснула мысль. И как его найти, если он черный, вэтой черной тьме? Она жарко воззвала к господу – и тотчас, словно в ответ на еемолитвы, за первым же поворотом забрезжил свет.

Правда, там, где он горел, раздавались чьи-то пронзительные,возбужденные голоса, порою срывавшиеся на крик. Там кто-то с кем-то ужасноругался, но Александра не испугалась, а наоборот, решила бежать, не сворачивая:воспользовавшись скандалом, авось проскользнет незаметно. Еще выше подняв юбки,она наддала прыти – и только лавка, откуда ни возьмись, попавшаяся на пути,только эта лавка, о которую Александра больно ушиблась и едва не кувыркнуласьчерез нее, удержала ее от того, чтобы со всех ног вылететь… на сцену, гдеразвертывался финал спектакля, а крики, которые доносились до Александры, былине просто скандалом, а достигшим белого каления финалом.

Впрочем, Александра поспела к шапочному разбору. Всевлюбленные пары стояли обнявшись – дело меж ними уже было слажено, а обажестокосердных отца валялись почти на просцениуме, пронзенные такими огромнымимечами, что невольно приходило на ум, что затянувшуюся развязку ускорилибаснословные и нетерпеливые великаны.

Занавес, который с усилием тащили два каких-то заморенныхчеловечка, медленно и торжественно закрыл сцену любви и смерти.

И тут зал просто-таки взорвался аплодисментами!

– Fiora! – кричали зрители. – Fiora [43]!

Oвация становилась все громче, и наконец две главные парыполезли под занавес, чтобы отвесить несколько поклонов и уйти в другую кулису.

Александра поняла, что слишком задержалась. Сейчас, показанавес опущен, самое время форсировать сцену и снова затеряться в темныхзакоулках.