Ибо никогда больше он не обнимет меня и я не услышу его звонкого смеха.

– Спасибо, – тихо сказал принц Яньси. – Яньмину бы это понравилось. Он все время говорил о драконах. Больше всего он любил их истории.

Жемчужный дракон скользнул к нему, его чешуя мерцала как посеребренный снег. «Он обладал редким духом. Я провожу его в последний путь. Могу понести вас обоих».

Принц Яньси помедлил, затем низко поклонился.

– Почту за честь.

Жемчужный дракон тряхнул гривой, вокруг принцев Восточного моря образовался туман, который и поднял их на спину зверя. С бесконечной нежностью принц Яньси положил голову брата себе на грудь. Каким умиротворенным тот выглядел; ресницы, загнутые полумесяцами, касались округлых щек. Если бы я только могла обмануть себя, что Яньмин спит, хотя даже во сне он никогда не смог бы оставаться таким спокойным. Изящным прыжком Жемчужный дракон взмыл в небо к Восточному морю. Я смотрела им вслед, пока их не поглотила тьма. Я и не заметила, что Солнце уже зашло; теперь нам сияли звезды.

Небесная императрица смотрела на других драконов сжав губы.

– Пойдем, Ливей. Мы должны отправиться в империю Феникс. Этим существам нельзя доверять. Они затаили обиду на твоего отца.

– Они не такие, как вы, – с чувством сказала я. – Драконы имеют полное право возмущаться своим заточением, но по природе своей немстительны и незлопамятны. Они не причинят вреда ни вам, ни вашим близким.

Ее глаза вспыхнули гневом, она отвернулась от меня как от пустого места.

– Почтенные драконы, – обратился к ним отец, – мы обязаны остановить гнусные амбиции Уганга. Можете ли вы рассказать нам, что знаете об этих существах и силе лунного лавра?

Глаза Длинного дракона сверкнули, когда он осмотрел изломанные тела, валяющиеся на берегу, словно какое-то блестящее чудовище, смытое приливом.

«Мы и подумать не могли, что лунный лавр можно использовать для таких целей. Его сила заключается в регенерации и обновлении. Это гнусная скверна – использовать ее для порабощения бессмертных духов, крадя саму жизнь. Уганга надо остановить».

Я выдернула себя из оков отчаяния.

– Огонь ослабляет этих солдат, но уничтожить их нелегко. Если армия Уганга так велика, как он утверждает, представьте себе разрушения, которые она нанесет царствам.

– Его войско ограничено доступным ему количеством семян лавра, – заметил Вэньчжи. – Сколько их может быть?

В моем сознании возник образ сверкающего дерева.

– Столько, сколько звезд на небе.

«Помните также, что сорванные семена регенерируют, – предупредил Длинный дракон. – Этому ужасу не будет конца».

– Уганг не может так быстро нарастить армию. – Я пыталась себя успокоить. – Ему пришлось изо всех сил ударить по дереву, прежде чем оно дало одно-единственное семя. Счастливая случайность, что в прошлый раз ему удалось собрать так много…

«Случайность?» – Длинный дракон задумчиво склонил голову.

Мои внутренности свернулись, как увядший лист. Я не хотела вспоминать ту ночь, когда умерла Пин’эр, не желала останавливаться на этом, вновь переживать ужас, сожаление и печаль. Но сейчас я заставила себя вспомнить: кровь моей матери забрызгала лавр, его семена дождем посыпались на землю… Как вспыхнул Уганг, когда он приказал солдатам схватить маму. А как насчет его странных слов, когда он утверждал, что не является единственным создателем воинов? Я схватилась за голову. Всплыло еще больше воспоминаний. Вот Уганг рубит лавр, и с каждым ударом шрамы на его ладонях открываются. Вот моя мать плачет в лесу. Два образа сошлись воедино: их кровь и слезы пролились на светящееся дерево, просочились в его корни, кору… семена.

Паника достигла пика.

– Мама, тот солдат не напал на тебя.

– Мне повезло, – медленно сказала она. – Он остановился, как будто узнал меня.

– Мама, Уганг имел в виду тебя.

Ее глаза расширились, как у испуганного оленя.

– Что ты имеешь в виду?

Я смягчила тон, взяв ее за руку.

– Генерал Цзяньюнь сказал, что семян лавра раньше не существовало. Говорят, что слезы некоторых бессмертных несут часть их силы. Все эти ночи ты плакала в лесу… семена проросли из твоих слез.

Она яростно замотала головой.

– Нет, это невозможно.

Я сама не радовалась своей правоте, но и не могла игнорировать факты.

– Лавр – часть вас обоих. Кровь Уганга может навредить дереву, твоя – собрать его семена.

Мой голос дрожал от этих слов и их ужасного смысла: Уганг напал на нас не из досады, мести или гордыни, а потому что моя мать, Лунная богиня, была ядром его планов, и он не остановится ни перед чем, чтобы схватить ее.

– У меня нет магии. Как такое могло исходить от меня? – Она была так бледна, словно ее вот-вот стошнит.

– У всех бессмертных есть магия, просто проявляется она по-разному, – объяснил Ливей. – Это не значит, что ваша сила – зло, ничто изначально им не является. Вы можете даже не осознавать, что она существует в вас. Каким-то образом та энергия, которую вы непреднамеренно дали лавру, была испорчена, вероятно благодаря усилиям Уганга.

Он не хотел предупреждать нас о своих истинных намерениях. Вот почему захватил наш дом, выследил нас и попытался переманить на свою сторону отца. Уганг никогда нас не отпустит… Вот почему я должна покончить с ним.

Отец обнял маму за плечи.

– Если Уганг схватит тебя, то сможет собрать столько семян, сколько захочет. Его армия будет непобедима, он станет вечно править землей и небом. – Он повернулся к драконам. – Поддержите ли вы нас, друзья мои?

Длинный дракон ответил не сразу. Совещался ли он со своими родичами? Его голос раздался в моей голове, напугав меня – всех нас, судя по застывшим лицам.

«Мы поддержим вас, насколько сумеем, хотя и ограничены в своих возможностях. Эта сила намного больше нашей. Богиню Луны нужно защитить любой ценой. – Дракон замолчал, его янтарные глаза метнулись ко мне. – Зло надо искоренить. Обрезать ветки будет недостаточно».

Он сказал это только мне? Как Длинный дракон заглянул в мое слабое сердце – распознал мои эгоистичные планы держаться подальше от неприятностей, сбежать с семьей в надежде, что меня никогда не найдут? Чем я обязана Царству бессмертных? Мы могли бы построить себе новый дом в нижнем мире. И все же, если Уганг победит, нам не будет покоя. Он как никто другой представлял опасность, потому что ни во что не верил, будь то традиции, история или честь. Ему не хватало даже врожденной заботы о своем народе, которой обладала императрица Суйхэ. Любое сострадание или любовь, которые могли когда-то существовать в его душе, давно угасли, потому что сердце Уганга поглотила ненависть. Смерть и страдания питали его; он, казалось, жаждал их. Ему было все равно, принесет ли он крах империи. Не стоит ждать мира, когда правят такие как он.

Почему Уганг так желал власти? Я не знала. Может, потому, что больше у него ничего не было.

На меня обрушилась тяжесть, свинцовая, неумолимая. Я больше не могла бродить по задворкам, надеясь, что зло и несчастья минуют нас. Я делала так раньше, а теперь… Пин’эр и принц Яньмин погибли. Их жертва не будет напрасной. Если не остановить Уганга, это зло поглотит царство, пожирая все на своем пути, пока не останется ничего, кроме криков мучеников и молчания мертвых.

Я шла не на подвиг и не хотела взваливать на себя такое бремя. Но если ничего не сделаю, потеряю все, всех, кого люблю. Уловив решительный блеск в глазах отца, я порадовалась, что не одна. Вместе мы защитим мою мать.

– Мы должны уничтожить лавр, – четко произнесла я, не выказывая терзавших меня страха и грусти, которая звенела как натянутая струна. Лавр был частью моего детства, и как же я его любила. Не по своей вине он всю жизнь питался страданиями из-за ненависти Уганга и горя моей матери.

– Это вообще возможно? – спросила Шусяо.