пор служила бы недостойной девицей в поместье, моя мать так бы и томилась на Луне, отец умер в Царстве смертных, а… Пин’эр и принц Яньмин были бы живы.

Стеснение в груди стало сильнее.

– Если бы только мы не сбежали, я прикончила Уганга у лавра и не ушла в Южное море…

– Прекрати. – Вэньчжи схватил меня за плечи. – Разве ты не права, что хотела защитить свою семью, вернуть то, что твое по праву? Должны ли мы были сдаться Угангу на берегу? Он убил бы нас всех – если не сразу, то потом.

– Но не принца Яньмина, – глухо возразила я. – Он бы уцелел.

– Ты бы променяла его на свою мать, отца, Шусяо, своего… любимого?

Жестокие вопросы, на которые невозможно ответить, и все же они вырвали меня из ямы страданий, дав минутную передышку.

Его тон смягчился.

– Не взваливай на себя бремя, которое тебе не по плечу. Ты не отвечаешь за действия Уганга; он бы все равно пришел за лавром и твоей матерью. Принц Яньмин погиб, защищая своего брата. Если бы он этого не сделал, вместо него убили бы принца Яньси – не меньшая трагедия. Никогда не забывай: это был его выбор, как и решение Пин’эр спасти твою мать. Не умаляй жертв, которые следует чтить. Не дай им двоим погибнуть напрасно. Нельзя, чтобы их смерть тебя сломила.

– Я наделала так много ошибок. – Из-за наплыва эмоций мой голос звучал придушенно.

– Синъинь, никто не безупречен. Учись на опыте прошлого, чтобы управлять настоящим, но не цепляйся за него. Расти на своих ошибках, не позволяй им стать твоей слабостью. – Он склонил голову ко мне, его голос дрожал от напряжения. – Ты сделала много хорошего: спасла Небесную армию, освободила драконов – хотя, признаюсь, тогда я был в ярости. – Его губы растянулись в кривой улыбке. – Воссоединила своих родителей. Боролась за то, что считала правильным, тогда как многие другие сдались бы.

Я прикусила щеку, его неожиданная мягкость разрушила последний из моих барьеров.

– Плачь, – тихо сказал Вэньчжи, – отпусти свою боль.

Меня раздирало изнутри, как в ту ночь, когда я вернулась в Небесную империю, одинокая и испуганная. Мое сердце было разбито помолвкой Ливея и – да – предательством Вэньчжи. Каким-то образом его безжалостная логика и сочувствие остановили водоворот отчаяния, в котором я тонула. Затем нахлынули слезы и заструились безмолвным потоком: о тех, кого я потеряла, обо всем, чего лишилась навсегда. Неровные вздохи вырвались из моей гортани. И я позволила себе эту слабость, потому что больше не могла ее сдерживать.

Ибо не могла избавиться от всепоглощающего страха, что, невзирая на все мои усилия, смерть и страдание следуют за мной так же неотвратимо, как ночь приходит за сумерками.

Часть III

Глава 25

Солнце превратилось в кусок малинового угля. Мы ждали на наших облаках, замаскировав ауры. Пробраться в Благоухающую тутовую рощу было нелегко – мы уже провалили несколько попыток. Двигались чересчур медленно, и тропа перед нами темнела, вставал барьер, который мы не могли преодолеть. Вдобавок данная Угангом отсрочка истекала, и приходилось постоянно держаться начеку. Трудная задача, ведь перед глазами до сих пор стоял принц Яньмин в объятиях своего брата. Когда же я смежала веки, чтобы отгородиться от этих ужасных образов, предсмертный вздох малыша эхом звенел в ушах.

– Синъинь, будь готова, – предупредил Ливей.

Поток силы сотряс воздух, сверкающая колесница из белого нефрита пронеслась мимо. Мы устремились за ней, несясь по пылающему следу, держась вне поля зрения, но и стараясь не отстать. Феникс летел с головокружительной скоростью, каждое перышко было завитком пламени, искры разлетались вслед за ним, словно плащ из звезд. На колеснице ехала величественная бессмертная, черные волосы венчал головной убор из золота и топаза, ярко-красные одежды развевались на ветру. На шее феникса красовалась сияющая упряжь, ремешок которой обвивал запястье Сихэ. Когда она выбросила свободную руку вперед, пылающие веревки пламени подстегнули феникса. Он издал пронзительный вопль и помчался вперед, волоча за собой колесницу.

Это ускорение уже заставало нас врасплох, но на сей раз мы были готовы. Уже опускалась завеса сумерек, сияние колесницы угасало. Впервые я мельком увидела укрывшееся в ней сотканное из света существо.

Солнечная птица. Последняя.

Печаль охватила меня, когда я представила себе ее существование; такая же одинокая, как я в детстве, только птица еще и помнила, что потеряла. Видит ли она до сих пор, как братья и сестры падают с неба, как поникли их крылья, а свет угас? Я перенесла горе, потеряв любимого человека, но даже не смела представить, что такое лишиться сразу девяти. Мой отец спас мир, но он также забрал любимых детей из их семьи. Справедливость поступка не умаляла утраты, ибо любовь нельзя сосчитать или взвесить.

Каждый герой был злодеем для проигравшей стороны… и для них мой отец, наверное, – тоже величайшее чудовище.

Впереди возвышалась светящаяся стена из желтого мрамора, что окружала Благоухающую тутовую рощу. Золотые шипы венчали ее, словно зубья гребня, мощная магия сверкающими ручейками извивалась между ними, просачиваясь в сам камень. Колесница влетела в арочный вход, двери захлопнулись за ней. Их круглая панель была поделена на две части, и на каждой виднелись резные фениксы, кончики их позолоченных крыльев сплелись в объятии. Тела тянулись вдоль рам, шеи соприкасались посередине, изгибались и расходились в противоположных направлениях.

Когда мы приземлились, у меня побежали мурашки. Глупо входить в жилище врага моего отца без приглашения.

Небесная императрица осталась на своем облаке.

– Ливей, пусть идут дальше. Летим со мной в империю Феникс. Мы должны объяснить императрице Фэнджин, какую угрозу Уганг представляет для империи Только с армиями Феникса мы сможем вернуть то, что принадлежит нам. – Она говорила громко, чтобы мы тоже слышали. – Императрица Фэнджин все еще не против возобновить помолвку. Наш союз теперь важен как никогда. Брак свяжет их с нами, и мы сумеем укрыться там, даже если потеряем Небесную империю.

Я отвернулась, пытаясь успокоить сердце. Императрица грамотно наносила удары, в то время как Ливей не знал о навязанной мне сделке. Он думал, что я не хочу за него замуж, что я бросила его по своей воле… что в моем сердце живет другой, тот, кого он сам бесконечно презирает. Предложение императрицы, несомненно, было заманчивым: почему бы Ливею не жениться на принцессе? Почему не поступить в интересах семьи и империи как он уже делал раньше? Я не могла думать только о себе, просто не имела права. Что еще мне предстоит сегодня потерять?

– Нет, мама. Я не променяю себя на корону. – Ливей говорил с такой решимостью, что напряжение в моей груди ослабло.

– Не глупи, – воскликнула императрица. – Ты можешь вернуть все: свое положение, свою власть. Теперь ты знаешь, каково жить без них.

Он отстранился от нее, выражение его лица стало жестче.

– Больше не проси меня об этом.

– Непослушный ребенок! А как же твоя семья? Ты должен сделать это ради своего отца и меня.

Ее отчаяние ошеломляло. Каково Ливею слышать такое от своей надменной и неуступчивой матери?

– Мама, я продолжу чтить и защищать тебя, буду бороться, чтобы восстановить наше положение, попрошу помощи у императрицы Фэнджин как у нашего союзника, но не более того. Чего я не сделаю, так это не женюсь на той, кого не люблю.

Она выругалась. Ливей отвернулся от нее, его глаза были непроницаемы. Императрица потянулась за ним, потом опустила руку – лицо ее исказилось не от ярости или хитрости, а от дикого страха, что она отпугнула самого дорогого ей человека.

Но правительница не любила осуждать себя. Она повернулась ко мне, и я вздрогнула от ненависти, пылавшей в ее взгляде.

– Это все ты. Ты расчистила путь Угангу.

– Синъинь тут ни при чем, – тут же возразил Ливей.

«Вообще-то при чем», – прошептал мой разум. Да, Вэньчжи был прав: я не отвечала за чужие