На мне знакомое нам обоим платье, хотя не удивлюсь, что для него оно не знакомое. Он ведь мужчина, а они редко запоминают во что была одета девушка на первом свидании, или вроде того. Часть моих волос косой обмотана вокруг головы, остальная часть свободно свисает за спиной. Очередной парикмахерский эксперимент Ксюши превзошел все наши ожидания, и медленный взгляд господина Геца тому подтверждение.

Зеленые глаза задерживаются на моем лице, и я ощущаю его так, будто впервые испытываю на себе оценивающий взгляд мужчины. Даже несмотря на то, что этот мужчина на досуге имеет меня так, что я забываю свое чертово имя, я все равно чувствую его взгляд кожей.

Это… настоящее сумасшествие, и оно выматывает, потому что я не могу разделить свои чувства с мужчиной, который пробрался мне под кожу.

Усевшись на диван рядом с ним так, чтобы не касаться, берусь за меню. Откинувшись на спинку, изучаю страницы.

Черт.

Я ужасно голодная.

Если так пойдёт дальше меня разнесёт меньше чем за месяц!

Меню у нас одно на двоих, и оно совсем не авторское. Выбрав какое-то грузинское блюдо с аппетитной картинкой, передаю эстафету Роме. Посмотрев на него, кладу перед ним меню.

Забирает его и принимается изучать, как и я, откинувшись на спинку дивана. Только его тело, в отличии от моего, занимает в два раза больше места, а бедро почти касается моего. Под спортивными штанами отчетливо указываются мышцы. Мне хочется тереться о него, как кошке. Вместо этого смотрю на длинные пальцы, которыми Рома переворачивает страницы, и спрашиваю:

— Как ты стал миллионером?

Переведя на меня глаза, пристально смотрит в мое лицо, будто ищет в нем какой-то подвох, и это недоверие коляет сердце.

— Можешь не отвечать, если не хочешь, — отвернувшись, складываю под грудью руки, глядя на рождественскую свечу в центре стола.

— Мне повезло.

Скосив на него глаза, уточняю:

— И все?

Вернувшись к изучению меню, говорит:

— Нет, не все. Я приложил для этого максимум усилий.

Не сомневаюсь.

Пытливо глядя на его профиль, кусаю губу.

— У тебя есть… яхта?

Его глаза снова находят мое лицо.

— Просто хочу понять, насколько ты богат, — растягиваю губы в любезной улыбке.

Я действительно этого хочу. Хочу понять, кто он есть. Может тогда я стану лучше понимать его?

— У меня нет яхты, — отвечает, почесав языком зубы.

— О… — театрально вздыхаю. — Печально…

Окинув меня многозначительным взглядом, сообщает:

— Я мог бы взять ее в аренду, если бы захотел.

Это сужает “круг поисков”, но все же.

— Ммм… — стараюсь звучать безразлично. — И насколько большую?

Разглаживаю на коленях платье, изо всех сил пытаясь сдержать улыбку.

Подняв руку, Рома задумчиво чешет бровь, и я уверена, что он делает это совсем не потому, что прямо сейчас прикидывает свои финансовые возможности, а потому что решает, хочет ли продолжать этот дурацкий разговор или нет.

— Думаю, что-то двухпалубное, до сорока метров длинной, — говорит, все же решив продолжить валять дурака.

Эта педантичная точность настолько в его стиле, что мне хочется закатить глаза.

— Звучит… роскошно… — бормочу, на самом деле понятия не имея, сколько стоит аренда такой яхты.

— Так и есть. Ты что-то выбрала? — кивает на меню в своих руках.

— Да… — говорю тихо. — Телятину с перцем. Ту, у которой название непроизносимое.

Перелистнув страницу, находит мое блюдо, спрашивая:

— Напитки?

— Капучино, — быстро отвечаю я.

Подошедший официант принимает у него заказ, и когда мы остаемся одни, все же спрашиваю:

— Чем ты занимаешься?

Откинув голову на спинку дивана, складывает на груди руки.

— Продюсирую разработку компьютерных игр, — отвечает, наблюдая за мной из-под полуопущенных век.

— Никогда не играла в компьютерные игры, — признаюсь я.

— Это не очень большая потеря, — отзывается Рома.

Дождавшись, пока официант разложит для нас приборы, отщипываю кусочек от тёплой хлебной лепешки и отправляю его в рот, спрашивая:

— В каком возрасте ты заработал свой первый миллион?

— Рублей? — выгибает он брови.

Поперхнувшись, все же смеюсь.

— Да!

— В двадцать четыре, — отвечает расслабленно.

— В двадцать четыре… — повторяю за ним, глядя на свои руки. — Мне будет двадцать четыре… в следующем году.

— Я это знаю.

Смотрю на него, душа в себе дикую потребность стрясти ответ на мучающий меня вопрос — что еще он обо мне знает?!

— И миллиона у меня нет, — сообщаю очевидное.

— Тебя это расстраивает?

Его лицо спокойно, но я чувствую, что этот вопрос несёт в себе больше смысла, чем может показаться.

— Нет, — отвечаю тихо. — Но когда мы познакомились, мне негде было жить… почти… так что миллион мне бы не помешал.

Между его бровей образуется глубокая складка, а лицо принимает странное выражение.

— Что… кхм, — прижав к губам кулак, теряет налет лени. — Что значит тебе негде было жить?

Уже жалея, что завела эту тему, бормочу:

— “Почти” негде.

— Что значит “почти” негде? — грубо требует он.

— То и значит, — отдираю от хлебной лепешки ещё один кусок и жадно жую. — Теперь мне есть где жить, так что забудь.

Выпрямившись, кладёт на стол локти и принимается стучать по нему пальцем.

— Тебе нужны деньги? — смотрит на меня, повернув голову.

— Я бы не взяла у тебя денег, — говорю, пытаясь быть беспечной, но ничерта не выходит.

— Предпочитаешь брать их у кого-то другого? — спрашивает, и его голос звучит жестко.

Смысл его слов бьет меня, как пощечина.

Возможно… моя обида не обоснована! Он подцепил меня в ночном клубе, а потом оттрахал два раза, оставив на прощанье целую тысячу баксов. Потому что решил, что я… шлюха. Кажется, он до сих пор считает меня ею!

— Нет, — говорю хрипло, мятежно глядя в его глаза. — Просто в тебя я влюбилась, и твои миллионы здесь не при чем. Так что, оставь их себе, — сложив на груди руки, смотрю перед собой.

Это прозвучало так по-детски глупо, что мне хочется провалиться сквозь землю. Но даже повисшая над столом гробовая тишина не заставила бы меня забрать свои слова обратно.