[1] Горячо

Вторгшись в этот вакуум, официант расставляет тарелки, звеня посудой. Не обращая внимания на то, что этот звон — единственный звук на протяжении всего процесса. Он не слышит стука моего сердца и того, как трещит воздух. Ему плевать на то, что я мысленно прошу его не торопиться. Мне нужно собраться с мыслями, прежде чем сидящий рядом со мной человек скажет хоть слово.

Уставившись в стол, упрямо сжимаю губы, когда парень в черном фартуке торопливо покидает столик, оставляя меня один на один с этой звенящей тишиной, которую рассекает хрипловатое замечание:

— Ты непоследовательна.

Закрыв глаза, делаю глубокий вдох.

Возможно, мои поступки для него и правда настоящий винегрет! Но на его беду, в них есть чертова логика. Моя логика. Та, которую ему никогда не понять, ведь он мужчина и… он не собирается отвечать взаимностью на мое признание.

Я не ждала… я была готова…

— Тебе это кажется, — изучаю аппетитное блюдо в своей тарелке, не желая смотреть в эти зеленые глаза.

Как ни странно, все происходящее не гасит моего аппетита. Отстраненно замечаю, что в тарелке мужчины, после встречи с которым моя жизнь разделилась на “до” и “после”, лежит не менее аппетитный цыпленок.

Жесткие пальцы обхватывают мой подбородок, непреклонно заставляя повернуть голову.

Выпрямившись, из-под капюшоне обводит мое мое лицо суровым взглядом. Секунду пытает меня им. Его запах щекочет нос, потому что он близко. Так близко, что я могу пересчитать каждую морщинку в уголках его глаз и слышать, как выдыхает воздух его правильный нос. Кажется, мы дышим одинаково шумно, сверля друг друга глазами.

— Значит, не возьмешь у меня денег? — проговаривает низким голосом.

— Только вместе с тобой.

Мое наглое заявление заставляет его губы дрогнуть в механической улыбке, которая не касается глаз.

— Чего ты хочешь, волчонок? — спрашивает без тени веселья. — Хочешь быть моей?

На секунду перестаю дышать.

Рухнувшие вниз внутренности становятся на место, пока сглатываю слюну, обводя языком нижнюю губу.

Он умеет вышибить меня из седла. Умеет, черт возьми.

Что может быть проще, чем ответ на этот вопрос? Но он настолько же простой, насколько и сложный! От такой перспективы меня бросает в жар, но непослушные губы все равно произносят:

— Только если ты тоже будешь моим.

На этот раз он молчит всего секунду, прежде чем вбить в меня свой следующий вопрос:

— Любовь до гроба? Так бывает?

— Ты вообще в нее не веришь, да? — хриплю я.

— Я верю в фундаментальные вещи.

— Тогда, что мы вообще здесь делаем? — обличаю его. — Зачем ты тратишь время на такую нефундаментальную “вещь”, как я?! — добавляю в сердцах, стукнув кулаком по его бедру.

— Потому что влюблен? — лишает меня дара чертовой речи.

— Я… — хлопаю глазами, начиная дрожать с головы до ног. — Это вопрос или… или утверждение? — впиваясь пальцами в его колено.

Втянув в себя воздух, берет на раздумья время.

Жалкие секунды, которые сливаются в бесконечный марафон, в котором каждая наша встреча проносится перед моими глазами.

— Второе, — заявляет спокойно.

Пока мои расплавленные мозги перерабатывают информацию, не моргаю.

Взрыв в животе выталкивает из меня лишь одно слово:

— Поздравляю.

Выпустив мой подбородок, мрачно велит:

— Ешь.

Отупело берусь за вилку, принимаясь заталкивать в себя еду.

Уперев локти в колени, мой любимый мужчина опускает голову, и капюшон толстовки укрывает от меня его лицо.

Глотая говядину, вдруг понимаю… что это… не победа…

Нет!

Напряженность его плеч и всей его позы кричит, что это, черт возьми, не победа. Дерьмо ситуации заключается в том, что в его мире следует чхать на такие бессмысленные вещи, как любовь, если они не приносят пользы и… прибыли. И я не сомневаюсь, что там, под своим капюшоном, он как раз этим и занимается… Думает о том, стоит ли эта проклятая игра свеч!

У меня нет сил сопротивляться.

Все силы, которые были во мне, тают в эту минуту. С этим дерьмом ему… придется разбираться без меня. Без меня! И его выбор будет только его. Ни за что, ни за что на свете я не стану помогать. Потому что это… этот выбор, он должен сделать сам.

Не притронувшись к еде, просто ждет, пока я расправлюсь со своей, а когда кладу на стол вилку, вскидывает голову и поднимает руку, подзывая пробегающего мимо официанта.

— Счет, — просит хрипло, пока я смотрю в одну точку.

Тишина, в которой возвращаемся к машине, опутывает, но не терзает.

Рома ведет меня за собой, подхватив мой локоть.

Смотрю под ноги, считая шаги и думая о том, что хочу спать. Сейчас, когда мой нарыв лопнул, все стало простым и бесконечно сложным.

Закрыв глаза, слушаю мерное урчание мотора, которое похоже на странную музыку, и когда оно стихает, не спешу двигаться. Я знаю, что увижу, когда их открою — узкий двор многоэтажки, в которой живу вот уже месяц.

Он вернул меня домой, но прежде чем мой уставший разум пускается в поиски объяснений, будоражащий до мурашек голос произносит:

— У меня скоро самолет.

Самолет…

Он летит туда?

Туда, где его ждут перспективы в виде красивой американки с раскосыми глазами. И… если мы увидимся снова, вряд ли у меня хватит духу спросить, был ли он с кем-то после меня.

— Ясно, — открываю глаза и вяло тянусь к дверной ручке.

Не глядя на него, выбираюсь из машины, спиной чувствуя, что она не двигается с места до тех пор, пока за мной не захлопывается тяжелая подъездная дверь.

Стараясь не разбудить Ксюшу, прикрываю дверь в комнату и забираюсь под обжигающе-горячий душ. Смывая косметику, тру лицо руками и, прежде чем рухнуть на диван, слышу пищание телефона в кармане куртки.

Всплывшее на дисплее оповещение заставляет от изумления приоткрыть рот.

Цифра с шестью нулями, на которую увеличился счет моей банковской карты, повергает меня в шок!

Что это?

Что это такое?

Прощание или, черт его дери, наоборот?!

“Какого хрена ты вытворяешь?”, — пишу ему в ярости.

“Решаю твою проблему”, — получаю ответ.

“ТЫ МОЯ ПРОБЛЕМА!”, — мечусь по кухне, как ужаленная.

И совершенно напрасно, потому что отвечать Роман, чертов, Гец мне не собирается!