хочу схватить этот чертов клейкий стикер со стола и залепить ей рот, чтобы даже близко не смела произносить такие омерзительные вещи.

Какой-то животный инстинкт самки — наказать обидчика выбранного тобой самца, от которого у тебя планируется потомство.

Меня тошнит.

Тошнит от омерзения, когда представляю, что во мне были бы хромосомки чужого мужика.

Я не знаю, что мной руководит: гормоны ли это, либо мой еврейско-русский темперамент, но я хватаю кучу макулатуры, сумку, счастливую пеленку и вылетаю из кабинета врача, которого всегда уважала, но в миг возненавидела.

Мне противна эта женщина.

«Видишь, у нас всё получилось?!» — хмыкаю и хлопаю от души дверью.

«Нет, Татьяна Викторовна, это У НАС С ЛЕОНОМ всё получилось!!!».

Несусь по коридорам консультативного перинатального центра, не разбирая дороги и расталкивая прохожих.

Лишь на улице позволяю себе глубоко вздохнуть и замедлить свой бег. Присаживаюсь на скамью у небольшого фонтана и смотрю. Смотрю в одну точку, не моргая, потому что в голове такой хаос из беспорядочных мыслей и изобилия информации, что мой и так недалекий мозг, попросту не успевает подавать сигнала моргания.

Всё смешалось: чувства, эмоции, переживания, мысли.

Я словно на центрифуге, не могу поймать фокус, горизонт, устойчивого положения, сконцентрировать мысли.

А потом я случайно цепляюсь за скульптуру фонтана: обнаженная полная женщина. Я скольжу глазами по ее широким бедрам, по совсем не плоскому животу и останавливаюсь на пышной голой груди, которой она кормит новорожденного ребенка.

Ребенка…

И вот только сейчас на меня снисходит озарение, что я беременна.

Я БЕРЕМЕННА…

Закрываю лицо руками и начинаю плакать.

Что же мы с тобой натворили, Леон?

Как же так получилось?

Почему сейчас?

Где же были твои говнистые хромосомки, когда нужно было спасать наш брак?

Я реву.

Реву белугой, скулю щенком, разлученным с матерью.

Мой телефон начинает истошно вопить, будто звонящий знает, насколько мне сейчас плохо.

На экране появляется рыжая хохочущая голова.

Моя подруга. Словно чувствует.

— Привет, — отвечаю сквозь слезы.

— Привет, Богиня! — настороженно шепчет Сашуля и слушает, пытаясь хоть что — то распознать по моему голосу. — Ты сходила к гастроэнтерологу? Что сказал врач?

Сжимаю крепко глаза, слизываю языком слезы и сопли, оседающие на подрагивающих губах.

— Агат?

Наверное, я слишком долго молчу.

— Дай мне контакты твоего врача, у которого ты стояла на учете… — замолкаю и всхлипываю, — по беременности.

— Ох… малышка, — жалобно тянет подруга.

А я снова реву…

35. Агата

— Сколько недель? — спрашивает Саша, сидя в кухонной зоне с будущей олимпийской чемпионкой на руках, пока я строго с аптекарской точностью отсыпаю смесь в бутылочку.

Сашке не хватает молока, потому что эта немелкая засранка жре… ой, кушает за троих! Сколько ей? Шесть дней отроду? Со вторника она стала еще больше и громче, а сегодня только пятница. С Никиткой Саша не знала, куда девать молоко, и сцеживала в раковину, а этой прЫнцессе пришлось вводить докорм.

— Четыре-пять ставят, — пожимаю плечами.

Я знаю, для чего она спрашивает. Поскольку не сложно сложить два плюс два и понять, что близость с Игнатовым у нас была после развода.

— Что сказала Котельникова?

Ох, Санька, моя ж ты корректная и тактичная! Издалека заходит!

— Что все в норме. Кучу анализов выписала и записала на прием через три недели, — размешиваю смесь и поглядываю на угрюмую Юльку, которая остервенело терзает пустую Сашкину грудь.

— Хорошо, — кивает Саша, — как она тебе?

— Располагает к себе, мне понравилась, — ставлю бутылочку на стол и усаживаюсь рядом. — Саш, хватит ходить вокруг да около, спрашивай.

— Пф-ф, — фыркает подруга, — какие все профессионалы вокруг меня собрались: всё видят, всё понимают. Я настолько примитивна и открыта? — злится Сашка и пихает в рот богатырше бутылку со смесью.

Когда подруга злится, она становится очень милой. Такая бешенная рыженькая белочка!

— Просто мы все тебя очень хорошо знаем! Не злись!

— Хм, знают они! Вообще-то, это моя работа! — дуется Сашка, но уже наигранно и озорно.

— Ты в декрете! Мы за тебя поработаем! — смеюсь я.

Сашка улыбается, но продолжает испепелять меня своим профессиональным взглядом а-ля «продолжайте, больной, я записываю»!

— Ну да! Да! — громко шепчу я, сдаваясь. — У нас было после развода. Один раз, — непременно уточняю, чтобы подруга вдруг не подумала, что мы какие-то извращенцы, занимаясь ЭТИМ в статусе развода.

— Понятно, — хохочет подруга, — интересно у вас, с перчинкой!

— Да ну тебя, — отмахиваюсь от подруги и краснею, как тургеневская барышня на смотринах.

Нашу девчачью идиллию разрушает звук моего орущего телефона, лежащего на столе и благополучно о нем забытого. Юлька дергается и отпускает бутылочку, заходясь недовольным воем.

Проклятье!

Как же я так забыла выключить звук?!

Ругаю себя еврейским матом.

Хватаю телефон и знаю, кто звонит.

Сашка успевает рассмотреть звонящего, когда я отключаю вызов и перевожу телефон в беззвучный режим. Потому что после того, как я не отвечаю, начинают сыпаться сообщения.

— Ты избегаешь его? — интересуется Филатова.

— Нет. Просто я пока не готова к разговору.

После моего побега из квартиры Филатовых, когда мы крайний раз виделись с Леоном, бывший муж названивает мне каждый день. Ненавязчиво, но словно каждый раз напоминая о себе.

Я не беру трубку. А потом приходят сообщения. Практически в каждом из них он спрашивает, как я себя чувствую.

Я очень боюсь, что мое молчание может заставить его приехать ко мне домой, но видеть его я сейчас не хочу.

Потому что он поймет.

— Ты не собираешься ему рассказывать? — округляет глаза Сашка и осуждающе смотрит на меня.

— Я расскажу. Обязательно расскажу, но… позже.

Я не готова.

Я пока сама не разобралась, что со