занесло, почти положило набок, но не перевернуло. «Ауди», как кошка, упала обратно на четыре колеса, и поскребла брюхом глину по тракторной лесной дороге, которая шла по просеке. Но машина с трудом двигалась, вязла в глубокой колее и через несколько минут окончательно села на брюхо и встала.

Ураев выключил мотор и все свои огни. В машине стало сразу тихо и покойно, только капли дождя барабанили в крышу. В заднем зеркале виден был лишь мокрый темный лес. Никто за ними еще не гнался.

— Достань из бардачка нож. Складной, — сказал Ураев. Она порылась там и вытащила нож. — Открой. Держи пока у себя. Когда скажу, подашь его мне в левую руку.

— Они нас догонят?

— Уже догнали, — ответил Ураев, глядя в зеркальце. Там уже плясали по размытой тракторной дороге четыре огонька фар.

— Зачем тебе нож! Не надо больше этого … Прошу тебя. Мы расскажем им о тех, кто в подвале, нам скостят сроки.

— Дурочка… хуже будет, если они уже мертвые. Первая, маленькая, уже.

— Не убивай никого! — и ее стали трясти рыдания.

— Я не дамся! Бежим в лес. Пусть стреляют.

Как только они ступили в лес, на них обрушились с листьев потоки воды. Вымокшие сразу до нитки, под не перестающим дождем они пробирались минут пять между деревьев, царапая в темноте лица о ветки.

— Я не могу больше, я упаду… Куда мы идем?

Ураев взял ее за руку и повел дальше. Но через несколько шагов остановился под большой елкой. Под ней было суше, и тут могли их не заметить. Он выбрал место, отбросил упавшие сухие ветки, и опустился вниз первый. На коленях он осторожно уложил больную руку на мокрый мох, лег на бок и положил голову на здоровую руку.

— Ложись рядом. Отдохнем.

Она опасливо легла на мокрый, набухший от воды мох, и прижалась к нему. Он обнял ее левой рукой.

— Нож не потеряла? Приготовь.

— Не надо тебе нож, прошу тебя.

— Я не дамся. Пусть убивают…

— Обними меня. Еще крепче! Крепче, да, так… Очень больно? Я тебя люблю. Я никого не любила так раньше, ты мой самый первый… Любимый, прости меня, прости… Но, ты этого хочешь, я знаю. Прощай, мой любимый, прощай… И прости!

Она продолжала плакать, но лицо было таким мокрым, что слез не было видно. Она медленно высвободила свою правую руку с ножом, отвела ее за спину и со всей силы ударила ножом Ураева в живот. Вытащила нож, и снова ударила, под сердце.

— Прости меня, прости, любимый!

Где-то сзади уже хрустели ветки, слышались голоса. Но она еще крепче прижимала к себе вздрагивающее в конвульсиях тело Ураева. Она еще долго не выпускала его из рук, прижималась к нему, целовала его холодеющее мокрое лицо, снова и снова просила у него прощения и говорила ему о своей любви.

Прошло, наверное, четверть часа, когда голоса послышались совсем рядом, тогда она отдвинулась от Ураева, приподнялась и слабым голосом позвала:

— Помогите, помогите мне…

Услыхав этот голос, полицейские осторожно обошли елку с разных сторон, с фонарями и оружием в руках. Когда же они рассмотрели этих двоих под ветками, — женщину, насквозь мокрую от дождя и слез, несчастную, и второго, неподвижного мужчину, уже не опасного ни для кого, — то сразу повели ее прочь, к своей машине, и на ходу вызвали по рации медиков. Они приняли ее за похищенную маньяком жертву или заложницу, о которой их предупредили, поэтому потом даже бережно подняли ее на руки и понесли через лес к своим машинам. Оставшиеся полицейские перевернули найденное под деревом мертвое тело мужчины, нашли под ним нож, свежую кровь, потрогали мокрое лицо — и оно показалось им еще теплым. Тогда по рации они передали тем, кто только что увел женщину — мол, похоже, не так все просто было под елкой: эта женщина только что убила человека.

Расспросами не стали заниматься в дороге, оформлением бумаг, тем более. Но все уже понимали, что везут женщину, которая при них убила человека. Однако через час, уже в отделении полиции, никто не решился после похищения маньяком, и в таком состоянии задерживать эту женщину. Все это было похоже на необходимую оборону, несмотря на трагическую развязку, а подробностями будут заниматься следствие и суд. В отделении полицейские оставили у себя оба размокших паспорта, найденные у женщины, оформили ее, для начала, как потерпевшую, и отвезли домой.

28. Допрос

Я в тот же вечер узнал от Кашина, что в той «Ауди» была вовсе не наша Алена. Я приехал тогда очень поздно после моих объяснений и показаний по убийствам в квартире Ураева, не ложился спать и ждал его звонка. Я знал, он позвонит мне сразу, как только что-нибудь прояснится с погоней и перехватом той «Ауди» — Кашин понимал мое состояние. Звонить же мне самому раньше времени, — это только злить и мешать — знаю по себе. Наконец, после полуночи он мне позвонил.

— Николай Иванович, успех! Ураев от нас не ушел, в чем я не сомневался! Он мертв. Мерзкий серийный убийца мертв! Причем, никто в него не стрелял, его нашли таким. Все потом расскажу. В остальном могу вас только огорчить. В машине с ним была не Алена. Женщина, которую вы видели на переднем сидении, уже опрошена полицией. Заявила, что она проститутка с Невского, и тот ее похитил, увез насильно. Это, конечно, мы проверим. Но она перед задержанием убила этого Ураева, тот был еще тепленьким, когда полиция обоих нашла. Утверждает, что оборонялась.

— Где Алена?

— Никто не знает.

— Где сейчас эта женщина?

— Отпустили. Судя по всему, она могла стать новой жертвой этого маньяка. Очень похоже на это. Но сумела его зарезать. Завтра ее допросим. Оформили ее пока, как потерпевшую. Есть и еще очень важное. Когда я днем приехал в ту квартиру с трупами, я вам тогда это не сказал, было не до того. Утром в клубе нашли в мусоре шприц с остатками тиопентала и осколки ампулы. Им обездвиживают лошадей, продается свободно в аптеках. Полагаю, Алену похитили именно из этого клуба. Ее машина так и стоит там до сих пор. И последнее — может, это немного поднимет вам настроение. Поступил, наконец, анализ спермы на бумажной салфетке, найденной рядом с кабинетом убитой женщины-сексопатолога. Вероятно, этой салфеткой обтирался преступник. Если анализ покажет совпадение ДНК на салфетке и тела найденного в лесу мужчины, значит, с «потрошителем» мы навсегда покончили, это был действительно