— Поздравляю. Будем надеяться, что не найдем его сперму еще рядом с другим мертвым телом, — на этот раз, Алены. Опаздываем, каждый день опаздываем. Хорошо было знать его ДНК еще утром, когда я просил вас сделать у него обыск и задержать. Тогда и Седов остался бы жив.

— Может быть, комиссар. Но, к сожалению, всему свое время. Тогда Ураев не был еще подозреваемым. Если жалеть обо всех «бы», то и вас в живых бы уже не было, и мы с вами не разговаривали. Ваша удача, что случайно вошли в другую комнату и не оказались на месте Седова. Да и в квартире совершенно случайно было так шумно из-за грозы, что каждый из вас, четверых, ничего не услышал и все напутал. Как говорится, если бы да кабы.

На этом разговор мы с Кашиным в полночь закончили, но после этого он вскоре узнал то, о чем сообщил мне только через шесть часов, рано утром. Ему позвонили дежурившие ночью сотрудники. По городской базе данных они пробили эту женщину, убившую Ураева, и выяснили, что год назад ее привлекали к ответственности за распространение наркотиков. Осуждена была условно. По данным органов надзора, известное место ее работы — клуб «Мачо-стрип». Позвонили туда — ночной клуб в эти часы, естественно, работал, — и менеджер услужливо сообщил полиции все, что о ней знал. Но знал он немного, только то, что она дружила с Ураевым, и на сцене исполняла с ним секс-танец, — это был их коронный номер, безумно заводивший публику.

Как я ни был измотан после всего, произошедшего в квартире Ураева и отделении полиции, но проснулся в пять часов утра и лежал, нервно ворочаясь, однако, не решаясь так рано будить Кашина. За ту короткую ночь я понял, что был обязан сделать, и что вполне было в моих силах. В шесть я ему позвонил.

— Извиняюсь, Петр Васильевич, что вас разбудил. Это Соколов, если вы меня не узнали. Мне нужен адрес этой свидетельницы — или как она теперь у вас называется. Как бы вы ее ни оформили, но она мне нужна.

— Опять адрес! Зачем?

— Я задам ей пару вопросов.

— Николай Иванович, вы этого, возможно, не знаете, но сообщить местонахождение свидетельницы убийства или иного фигуранта, часто бывает то же самое, что ее саму убить. Свидетелей часто не оставляют живыми, это — азбука. Я не имею права. Это строгие правила следственных процедур. Вы опять затеваете что-то нехорошее.

— Я не трону ее! Она мне нужна живой больше всех! Она провела с маньяком несколько последних его часов, она может все знать. А теперь вы сказали, что они еще и танцевали вместе!

— С утра мы ее допросим, первым делом, — не беспокойтесь об этом.

— Она наверняка запрется, и вы опоздаете, Алена будет мертва. Мы опять опоздаем!

— Что вы хотите с ней делать? Пытать? Знаете, я жду от вас теперь всякого.

— Разговаривать. Тихо и мирно.

— Ох, как вы мне надоели… Если бы вы, Николай Иванович, не были таким фартовым все то время, как мы знакомы, то я послал бы вас к черту или еще дальше — каким бы вы ни были депутатом. Но у вас есть некоторые заслуги, и поэтому мне трудно вам отказать. Ладно, ожидайте, я позвоню вам через десять минут, не спите пока. Узнаю адрес и позвоню.

Получалось какое-то «дежавю», еще вчера я точно так же ждал звонка следователя Седова с адресом Ураева. На этот раз Кашин позвонил через пять минут, сообщил мне адрес женщины и добавил:

— И еще, что не сказал вам ранее… Поскольку эта женщина, как оказалось, была хорошо знакома Ураеву, которого сама же убила, то уже ночью я выставил около ее дома охрану. Сейчас распорядился, чтобы охрана вам не помешала.

Он помолчал и очень мягко сказал:

— Николай, фарт часто кончается, и очень не вовремя, особенно при одной здоровой руке. Берегите себя. Удачи вам.

Надо было надеяться, что фарт у меня еще оставался в запасе, чтобы разыскать Алену живой. Но оружия у меня уже не было, хотя оно вряд ли могло сейчас что-нибудь изменить. Однако я порылся в ящике, откуда вынул недавно отмычки, нашел там еще и наручники — которые не раз пригодились мне, когда занимался частным сыском, — и положил их в карман. Однако без второй здоровой руки я бы не смог их ни на кого надеть против воли, но об этом тогда не думал.

Когда я приехал по тому адресу, напротив ее подъезда стояла пыльная машина с затемненными задними окнами. Я помахал здоровой рукой скучающим полицейским в машине, и набрал на домофоне подъезда номер квартиры. Очень долго я ждал ответа, наконец, сонный женский голос спросил «кто?».

— Из полиции. Следствие по вчерашнему делу.

Когда я поднялся лифтом на ее этаж, одна из дверей в коридорчике была уже приоткрыта, в щели — женское лицо. Я показал свой пропуск в Управление полиции города, — единственное свидетельство моих полномочий — и она рукой, молча, пригласила меня войти.

Это была молодая женщина в домашнем халате, лицо без косметики, и очень больное — темные синяки под глазами, шея повязана широкой косынкой. И какая-то она была вся надломленная. Конечно, ничего другого я не ожидал — она даже неплохо выглядела для женщины, которая только вчера убила знакомого ей человека, да еще партнера по танцам.

Мы прошли с ней в комнату, присели, и я сразу спросил:

— Почему вы его убили?

Вместо ответа она сразу начала тихо и безнадежно плакать. Я молчал, не понимая, как себя вести. Утешать? Изобразить строгость? В любом случае, нельзя было ей показать, что кое-что о ней знаю. Решил, что как только почувствую ее ложь, так сразу буду прижимать и давить: драгоценное время утекало.

— Как и где вы с ним встретились?

— На Невском. Я гуляла. Я там знакомлюсь с мужчинами. Это мой заработок. Не запрещено?

— Нет.

— Где он к вам подошел?

— Не помню… около Аничкова моста, кажется.

— Дальше? Рассказывайте, времени нет!

— Пригласил меня сесть в его машину, поехали…. Тут гроза началась, сильный дождь. Он куда-то заехал, во двор, что ли, остановился, — и на меня сразу полез, но как-то нехорошо, не как все мужчины… Я испугалась, стала его отталкивать, он размахнулся и ударил меня, потом еще… Пригрозил, что убьет, я испугалась, больше не сопротивлялась, но после этого он уже не лез, и повез меня куда-то…

— Нож откуда?

— Когда в лес меня привез —