я нашла его случайно в бардачке. Не мой. Я от него защищалась! Он маньяк! Сначала я нож спрятала, а в лесу им ударила его.

— Вы его видели раньше?

— Никогда.

— Хватит, этого достаточно. Времени на ложь больше не осталось. Теперь слушайте меня внимательно и думайте головой. Если бы вы были жертвой, то убежали из машины сразу, как только он ушел, чтобы забрать что-то из своей квартиры, а не сидели десять минут с открытым окном, его дожидаясь. Я там тоже был — если вы меня еще не узнали — и все видел. Это я стрелял вверх перед вашей машиной, и я заметил вас на переднем сидении, согнувшуюся после моих выстрелов. Ваше окно было широко открыто. Почему вы не вылезли через него и не убежали, когда Ураев ушел?

Она молчала. Тогда я достал из кармана наручники и положил их перед ней на стол. Она испуганно проследила за моей рукой. Я уже начал выходить из себя:

— Какая ты, к лешему, жертва! Ты соучастница всех его преступлений! И никуда ты из этой комнаты без этих наручников не выйдешь. Нашлись свидетели, которые видели, как вы уводили из парка маленькую девочку. Они уже показали — это были мужчина и женщина. Тебя легко опознают. Где сейчас эта девочка? Мертвая?

— Ничего я не знаю! Я вчера защищалась! Он снял меня как проститутку на Невском, потом ударил, начал угрожать, я испугалась. Хотел меня убить!

— Разве ты не работала в клубе «Мачо-стрип»? Не разыгрывала с ним секс на сцене? Сколько времени ты его знаешь?

— Я вчера защищалась от него… я ни в чем не виновата.

— Вчера в вашем клубе нашли разбитую ампулу и шприц с остатками препарата, которым обездвиживают, усыпляют и даже убивают. И вчера же женщина, которая была в зале, исчезла. Ее до сих пор не могут найти. Возможно, она уже мертва. Но, может, еще нет. И ты можешь ее спасти. Скажи все, что знаешь, искупи вину, тебе это зачтется! Где та женщина?

Она молчала, упершись взглядом в блестящие наручники, лежавшие на столе. Молчал и я, приходя в себя, потом много спокойнее продолжил:

— Расскажу тебе, что я буду делать. Сначала надену на тебя эти наручники. Их снимут потом с тебя только за решеткой, — я протянул руку и побрякал их цепочкой. — После этого я позвоню следователям, они сюда приедут и сделают в этой квартире обыск. Заодно снимут с тебя отпечатки пальцев и возьмут анализ крови. Вы с Ураевым давно знакомы, повсюду наследили, и наверняка повязаны преступлениями. На свободу после этого ты не выйдешь. Если сама не убивала, — что еще надо доказать! — то за похищение, содействие, укрывательство и прочее — десятка, не меньше. Но когда найдут ту женщину, которую вы похитили из клуба, и если она окажется мертва, то, обещаю тебе, — это будет для тебя пожизненное, я сам это потребую в суде. А женщину эту рано или поздно найдут. Всех их когда-нибудь находят, но слишком поздно.

Она молчала, пауза затянулась, я встал и поднял со стола наручники, и они снова зазвенели. Если бы она сейчас оказала сопротивление, то одной рукой я с ней бы не справился. Вдруг она, не отрывая глаз от наручников в моей руке и, возможно, испугавшись их, откинулась на спинку стула.

— Что мне делать? Что!

— Сказать скорее, где эта женщина? Она жива?

— Не знаю.

— Где она?

— Что мне за это будет?

— Она жива, спрашиваю?

— Не знаю. Она в подвале…

Я перегнулся через стол, схватил ее за плечо и тряхнул.

— Куда ехать? Где она?

— Я покажу…

Когда мы сели в машину, и она сказала, куда ехать, я вынул свой телефон. Кашин мне сразу ответил.

— Еду с подозреваемой на ее дачу, — сказал я ему и назвал адрес. — Она говорит, что жертва там. Пришлите скорую. Если Алена чудом жива, то это будет нужно. Я выезжаю, для телефона здоровой руки нет, на звонки не отвечу.

Сначала мы ехали молча. Впервые со вчерашнего вечера у меня затеплилась слабая надежда. Но что Алена могла сейчас делать на той даче? Или она уже ничего не могла там делать? Вероятнее было второе. Поэтому допрашивать эту женщину или разговаривать с ней мне было тягостно, все станет ясно само и очень скоро. Единственное, что я еще спросил ее:

— Как она там оказалась?

— Я не знаю. Он без меня это сделал. Я ни в чем не виновата. Я ее предупреждала!

— Алену предупреждала? Эту женщину? Ты с ней разговаривала? Когда?

— В самом конце, когда все расходились. Я подошла к ней и сказала, что он убьет ее, чтобы не разговаривала ни с кем… Я не виновата.

Мне больше не хотелось в этом разбираться. Что бы она сейчас ни рассказала мне, это уже не могло помочь Алене, и скоро всем этим займутся следователи. В дороге она продолжала расспрашивать меня о послаблении для нее за помощь следствию, но я даже думать об этом не мог, пока не увижу Алену. Ответил коротко — напишешь чистосердечное, тогда я подтвержу сотрудничество. Хотел еще добавить — если только она окажется жива, — но не стал.

Ехать было недалеко, через час свернули с асфальта на гравийный проселок, потом в ворота садоводства, и остановились в дальнем углу, на границе с тощим болотистым лесом. Я оставил машину за воротами, и мы вошли в калитку. Неухоженный участок, заросший бурьяном, бедный дачный домик, сколоченный из старых ящиков. Утренние сумерки и полная тишина настраивали на самое худшее.

На крыльцо подозреваемая поднялась первой, мы прошли через сени, она открыла дверь в комнату и сразу остановилась. Я распахнул деверь шире, и она, молча, указала рукой под стол. Сначала я ее не понял, но потом увидал под столом люк в подвал, и сразу крикнул, не открывая его:

— Алена! Ты здесь?

Никто не ответил. Я отпихнул стол и поднял люк.

— Алена! — крикнул я снова, уже в открытый подвал.

Вглядываясь в сырую и холодную темноту, я кое-как с одной рукой сумел спуститься вниз. Ногами почувствовал мягкое тряпье, присел и начал осторожно его ворошить. Рука скоро наткнулась на влажную кожу человеческого тела. Я ощупал — маленькое неподвижное тельце. Я отбросил тряпки, укрывавшие сверху, и приподнял его. Это была меленькая девочка, лет пяти, холодная и влажная. Но когда я поднимал ее вверх из подвала, тельце ее гнулось, не окоченело от сырости и холода, и мне показалось, что она была жива. Я окликнул