доктор. — Как начинается долбежка, так сразу в крик. А ведь не больно совсем, верно же?

— Верно, — подтвердил Андрей.

— А иная так заверещит, что через три двери слышно. Особо впечатлительные больные в обмороки падают, от операций отказываются. А уж как послеоперационного больного увидят в бинтах да в гипсе — туши свет. Шапку в охапку — и до свидания!

— Доктор… — Андрей потрогал шершавым языком сухие губы, — можно мне попить? Очень хочется.

— Ну конечно! — бодро ответил тот. — Сейчас я вам помогу… — Он взял стакан со стола и, поддерживая за спину одной рукой, помог Андрею приподняться. — Только не напрягайте мышцы, просто лейте воду на язык и глотайте, — советовал он.

Андрей взял стакан правой рукой и поднёс к прорези возле рта. Неловко ткнулся ободом в твёрдый гипс, сдвинул руку и внезапно почувствовал на губах стекло. Губы его словно ожгло кислотой, он судорожно глотнул и поперхнулся, закашлявшись. Доктор отнял у него стакан и помог лечь на спину.

— Это ничего. Со всеми так. Пейте маленькими глотками и, главное, не напрягайте мышцы лица. Пока идёт заживление, лучше не рисковать. — Он поднялся. — Я, пожалуй, пойду. Сегодня у вас постельный режим. Вставать не надо. Если захотите в туалет, вам принесут утку. Или терпите уж до утра.

Заживление заняло больше времени, чем Андрей рассчитывал. Лишь на третий день почувствовал себя сносно: стал вставать с кровати, гулял по комнате, смотрел в окно. Его, должно быть, уже искали по всему городу. Чем скорее он уберётся из Питера, тем лучше. Но не ехать же в аэропорт с бинтами на голове! Да и паспорт ещё не готов. Пока не будет новой фотографии, не будет паспорта. А фотографии не будет, пока не снимут бинты и не рассосутся гематомы на лице. Оставалось надеяться на восстановительные способности организма да на профессионализм эскулапов.

На пятый день разбинтовали голову, а на седьмой сняли с лица гипсовую маску. Осталась лишь узенькая лангетка на носу, да куски пластыря лежали поперёк распухшей физиономии. Под глазами доцветали огромные синяки — следствие долбёжки и сильнейшего внутреннего кровотечения; на бровях и на губах подсыхали кровавые корочки — следы иссечения плоти; болели щёки, скулы, брови, нос и рот — всё, кроме ушей, но и уши иногда ломило — должно быть, за кампанию!

В столовой кормили неважно. Андрей был непривередлив в этом деле — дома, бывало, питался и похуже. По-настоящему его огорчала невозможность тренироваться. Отжимание на кулаках, качание пресса, силовые растяжки и любые резкие движения были исключены. Но мало-помалу он начал делать дыхательную гимнастику, исполнял отдельные ката и отвешивать поклоны на все стороны света, постепенно увеличивая их амплитуду. Человеческий организм требует постоянной нагрузки, иначе сила, гибкость и быстрота уходят почти так же быстро, как уходит вода сквозь пальцы.

На двенадцатый день наконец сняли лангетку с носа. Андрей впервые увидел в зеркало своё новоё лицо. Первое впечатление было шокирующим. Он отшатнулся от зеркала, увидев синюшное, заплывшее лицо — бесформенное, страшное и чужое. Кожа посинела, одрябла и сморщилась, в складках её скопился грязно-белый гипс, волосы торчали в разные стороны как у чучела, и всё вместе производило отвратное впечатление.

Андрей оглянулся на доктора. Тот всё понял по этому взгляду.

— Чего же вы хотите? — произнёс невозмутимо. — Только сняли гипс. Конечно, у вас отёки, синяки ещё с неделю продержатся. Месяц пройдёт, прежде чем на человека будете походить. Так всегда бывает.

— А как же паспорт?

— Придётся повременить. Недельки через две сделаем.

— Мне что, ещё две недели у вас околачиваться?

— Вы можете уже сейчас выписываться.

— А в больнице мне нельзя остаться?

Доктор отрицательно помотал головой.

— Меня уже спрашивали о вас, ведь вы без очереди сюда попали. У меня могут быть неприятности.

— Понимаю, — ответил Андрей, снова задумываясь. — Хорошо, я уеду на время. Какое сегодня число?

— Шестнадцатое февраля.

— Когда мне появиться?

— Недельки через две — в самый раз будет. В общем, сами смотрите. Как опухоль спадёт, так сразу можете приходить. Мне, собственно, от вас лишь фотография нужна. Принесёте фото, через три дня получите паспорт. И кстати, мне нужны ваши данные — фамилия, имя и отчество, дата рождения и прописка. Я ведь не знаю до сих пор, как вас зовут.

— А паспорт надёжный будет?

— Надёжней не бывает.

— Хорошо. Будут вам данные. И фотография будет.

— Вот и чудесно. Сюда вам приезжать необязательно. Позвоните мне по сотовому, договоримся о встрече. — Доктор вырвал из блокнота листок и написал десять цифр. — Звонить лучше утром, до десяти.

— Хорошо. — Андрей спрятал бумажку в карман. — Когда мне выписываться?

— Собственно, вы уже выписаны. Пообедаете в столовой, а потом можете уходить. — Доктор поднялся. — И купите себе парик. Это лучше всего. Я бы вам посоветовал светлые волосы, короткую стрижку.

— А если налысо подстричься?

— Не рекомендую. Будете привлекать всеобщее внимание. Много вы видели в Питере лысых людей?

Андрей вынужден был признать, что не много. Он вообще мало что видел в Питере.

Доктор и пациент пожали друг другу руки, и первый отправился по своим больничным делам, а второй шагнул к раковине, намереваясь смывать с лица остатки надругательства над природой.

Когда Андрей явился в гостиницу на Девятой линии Васильевского острова, заведующая его не признала. Брезгливо всматривалась в оплывшую физиономию и думала невесть что. Андрей этому радовался и огорчался в одно время. Заведующая требовала паспорт, непременно хотела видеть направление на вселение и смягчилась лишь при виде новеньких банкнот, которые странный гость неизвестно для чего достал из кармана посреди разговора.

— Ну ладно, ладно! — воскликнула она, со злостью глядя на купюры, — я вас поселю, но только на три дня. У меня есть одна свободная комната. Так и быть, живите!

Паспорт Андрей так и не показал, зато назвал свою фамилию — Ефимов! Такую фамилию носила в девичестве его бабушка по отцу. Имя тоже взял себе подходящее — Константин. Так звали деда. Ещё нужно было сообщить адрес постоянного проживания. Андрей подумал секунду и брякнул неожиданно для себя:

— Город Якутск. Улица Ленина. Дом тринадцать, квартира семь.

Заведующая недовольно глянула на него, но промолчала. Да и какая ей разница?

Андрей получил ключи от комнаты, бросил сумку на кровать и сразу же — вон на улицу. Сидеть взаперти ему страсть как надоело.

Впервые за последние несколько месяцев он никуда не торопился, ни от кого не прятался, и никто его не ждал. Великое спокойствие овладело им. Множество людей проходили мимо него, скользили по нему невидящим взглядом и исчезали